Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Сенаторы, со своей стороны, составили ответную записку, в которой указывали на другие акты и привилегии прежнего времени, преимущественно на Городельскую унию Ягелла и Витовта, на привилегии Александра 1501 года и на Варшавский рецесс 1564 года, на основании которых и сочинили проект слияния Литвы с Польшей. Но в посольской избе эта записка вызвала сильные разногласия: одни соглашались на нее; другие не хотели давать никакого письменного ответа литовцам; называя такую переписку проволочкой времени, они требовали, чтобы литовцы сами явились в общие заседания и здесь непосредственно совещались об унии, к чему хотели принудить их с помощью короля; третьи по своему усмотрению переделывали сенаторский проект. На заседании 8 февраля, когда посольский маршал Чарнковский склонял послов согласиться на проект сенаторов, краковский писарь Кмита прервал его и начал говорить, что на том останется пятно, кто желает записи. Произошел шум; чтобы водворить тишину, Чарнковский стучал своим жезлом. «Не стучи палкой, — закричал Кмита, — у меня есть сабля против этой палки!» Маршал вскочил с места, говоря: «Достанем и саблю», и бросил жезл. Поднялось большое и продолжительное смятение. Когда оно успокоилось, стали собирать голоса, но по разногласию не могли прийти к какому-либо решению; с тем и пошли наверх, в сенатскую палату. Тут сенаторы стали упрекать их в упорстве, в неуважении к сенату, в напрасной трате времени и в стремлении «все утверждать на своих головах» (т. е. все решать самостоятельно, без сената). А краковский епископ сказал им: «Вы шесть лет рядили делами (вместо сената). Горько нам от вашего ряду!» Споры о записи продолжались и в следующие дни; послы не однажды без всякого окончательного решения ходили наверх к сенаторам и заводили с ними пререкания. Сенаторы, в свою очередь, продолжали сетовать на их упорство. Так, однажды сендомирский (сандомирский) воевода Петр Зборовский произнес, между прочим, следующие пророческие слова: «Все мы (сенаторы) и многие из послов согласились на одно, а несколько человек протестует! Это самый дурной пример! Если кто впоследствии пожелает чего-либо наилучшего и на его сторону склонится самое большое число послов, а несколько человек вдруг выскочит и станет протестовать, то так и придется оставить доброе дело! Господа, дурно это!» Однако споры продолжались. Наконец, утомясь ими, 12 февраля послы согласились, чтобы литовцам были предоставлены все относящиеся до унии привилегии старого времени, особенно Александрова грамота 1501 года и Варшавский рецесс 1564 года, а также и запись или проект унии, составленный согласно старым привилегиям. Затем пригласили литовских сенаторов, и тут епископ Краковский, от имени польского сената, держал к ним пространную ответную речь. Он указывал на прежние договоры и клятвы относительно унии и вообще проследил почти всю ее историю со времен Ягелла; напирал на то, что с тех времен Литва устроивалась по образцу Польши, а если и бывали отдельные великие князья в Литве, то они, в сущности, являлись пожизненными наместниками польских королей, и что предки литвинов всегда признавали унию.
На эту речь виленский воевода Радзивилл заметил, что она длинна и красноречива, запомнить ее трудно, а потому просил сообщить ее на бумаге. Староста жмудский Ходкович, намекая на королевский акт отречения 1564 года, выразился иронически: «Если мы вам подарены, то к чему же вам еще уния с нами?» На это Радзивилл горячо возразил, что они люди вольные и никто подарить их не мог. «Господам полякам, — прибавил он, — Литва дарила собак, жеребцов, маленьких жмудских лошадей, а не нас, свободных людей. Наши вольности мы приобрели нашею кровью». Литовские сенаторы удалились в свою залу заседания. По их просьбе польские сенаторы обещали им прислать речь епископа Краковского, когда она будет написана, а теперь сообщили им запись или свой проект унии. Автором его был тот же епископ Краковский Падневский; но проект этот подвергся некоторым исправлениям со стороны земских послов. Главные пункты его были следующие: король Польский избирается общими голосами Польши и Литвы, но избирается только в Польше. Он будет миропомазан и коронован в Кракове, а особое избрание и возведение на литовский престол прекращается. Бальный сейм — один общий; сенат также; монета также. Поляк в Литве и литвин в Польше может занимать какие угодно должности и приобретать какое угодно имущество. Но на Литву не простирается экзекуция касательно столовых королевских имений, пожалованных во временное владение. В ответе своем на этот проект литовские сенаторы по поводу предлагаемой им братской унии и любви откровенно говорили: «Если слить Литовское княжество с королевством, то не будет никакой любви, потому что в таком случае Литовское княжество должно поникнуть перед Польшей, литовский народ должен был бы превратиться в другой народ, так что не могло быть никакого братства. Тогда бы недоставало одного из братьев, то есть литовского народа, что явно из самой записки вашей, господа, данной нам». Crescit Ansonia Albae minis (Рим растет благодаря развалинам Альбы). Далее литовцы вновь излагают свои вышеприведенные пункты, на которых должна быть основана уния. При сем, в отпор противному мнению, что со времени Ягелла великие литовские князья были только пожизненными наместниками польских королей, они стараются доказать, что Ягеллоны были не просто наследственными государями Литвы, а подвергались избранию жителями великого княжества; что власть их в Литве отнюдь не была неограниченная, потому они при своем возведении на литовский престол присягали сохранять права и привилегии княжества, чего обыкновенно не делает наследственный (и