рычит и бросается на него. Затем — резкое движение, хруст костей и предсмертные визги пуделя. Николь вздрогнула.

В этот момент она с ужасающей ясностью осознала, что предупреждения Ростка не беспочвенны.

Кто-то охотился за ней.

Воспользовавшись жалостливыми всхлипами собаки как звуковым прикрытием, она выскользнула из-за кустов. Николь пробежала по соседнему двору, стараясь избегать открытых мест, мимо тележки, поливного шланга, цветочных клумб и припаркованной машины. Когда раздались крики хозяина собаки, она была уже далеко.

Подол ее сорочки промок от росы, ступни исцарапаны гравием, в бедре пульсировала тупая боль от удара о дно ямы в подвале.

Но Николь бежала, сама не зная куда.

У нее не было выбора.

Только продолжать двигаться.

Убираться оттуда, чего бы это ни стоило. Бежать. Искать укрытие. Убежище.

Но где?

Кому она теоретически могла верить в городе, где каждый считал ее чужой? Она почти никого не знала, и мышление этих людей, считавших каждого приезжего подозрительной личностью, было ей непонятно. Как ей укрыться в городе настолько неродном, что даже на похоронах собственного мужа она ощущала себя не на своем месте?

Постепенно из ее мыслей исчезло все, кроме этого вопроса.

Ее ноги болели (Боже, почему она не додумалась надеть шлепанцы), однако она пробежала еще с полдюжины задних дворов, после чего перешла улицу. Были еще дворы, и еще аллеи, где собаки, учуяв ее, также заходились лаем, затем Николь очутилась в старой части Миддл-Вэлли.

Здесь, на вершине холма, громоздилось кирпичное здание, силуэт которого отчетливо выделялся на фоне тонких серебристых облаков. Оно было увенчано куполом с православным крестом. Это была русская старообрядческая церковь Святой Софии — место, где проходила поминальная служба по ее мужу.

Рядом с церковью стояла резиденция епископа — двухэтажное здание, выстроенное из того же кирпича, что и собор.

Оказавшись на церковной земле, Николь сразу почувствовала себя в безопасности. Она когда-то смотрела передачу про гаитянских беженцев, которые укрывались в соборах. Что ж, сегодня беженкой была она. А бородатый священник уже успел продемонстрировать, что чтит древние традиции. Она надеялась, что он ее не прогонит.

Николь обогнула резиденцию епископа, зайдя с черного хода. В кухне горел свет, и в окне виднелся тонкий силуэт человека, сидящего на деревянном стуле. Это была старая женщина — она вышивала церковный гобелен. На ней было черное платье с длинными рукавами и высоким воротником, скрывавшее все тело, кроме костлявых кистей и морщинистого лица. Седые волосы прятались под белым кружевным чепчиком.

Николь постучала в окно.

Вздрогнув, женщина подняла голову.

Николь снова постучала, и женщина выбежала из кухни. Через несколько секунд она вернулась в сопровождении епископа Сергия, кивком указывая тому на дверь.

Рефлекторно Николь одернула ночную сорочку, стрясла грязь с волос и вытерла голые ступни о крыльцо. Догадываясь, что выглядит ужасно, она постаралась изобразить на лице улыбку, когда епископ открыл дверь.

Он казался изумленным, словно видел Николь впервые.

— Матерь Божья, — пробормотал он. Те же самые слова он произнес при их первой встрече.

В дыхании епископа присутствовал еле уловимый запах церковного вина.

Несколько дней назад она не чувствовала ничего» кроме презрения, к этому грубому и неотесанному священнику и к его религии. Но теперь епископ виделся ей единственным возможным защитником.

— Пожалуйста, впустите меня, — с мольбой в голосе попросила Николь.

После секундного колебания священник отошел в сторону, позволяя ей пройти. Он закрыл за ней дверь и жестом приказал старой женщине, с подозрением глядевшей на них из коридора, задернуть занавески.

— Они знают, что ты сюда пришла? — спросил Сергий. Удивленная вопросом, Николь подняла взгляд.

— Вы знаете, кто за мной охотится?

— Ты от кого-то бежишь. Раз на тебе такая одежда, ты, без сомнения, убегаешь и очень боишься за свою жизнь.

Епископ поглядел на нее холодными серыми глазами. Их взгляд словно бы пронизывал ее, пытаясь выведать скрытую истину. Николь задрожала, вдруг осознав, что под ночной сорочкой у нее ничего нет. Соски, к ее стыду, напряглись от холода, выделяясь под гладкой шелковой тканью.

Епископ сказал женщине что-то на русском, и та костлявой рукой помахала Николь, зовя ее за собой.

— Светлана помоет тебя, девочка, — сказал епископ. Его гулкий голос заполнял всю комнату, не оставляя гостье места для возражений. — А потом мы поговорим о твоей проблеме.

Николь шла за Светланой по темному коридору. Пол был голым, без ковра, затхлый воздух отдавал запахом давних лет. Николь поднялась вслед за женщиной и оказалась в небольшом коридоре, освещаемом тусклым светом лампочки. Одна из дверей вела в ванную комнату. Здесь стояла чугунная ванна и старинный унитаз, бачок которого располагался высоко на стене. На столике рядом с раковиной стояла глубокая керамическая чаша белого цвета и кувшин с водой. Рядом с ними лежали кусок белого мыла, мочалка для лица и полотенце. Аккуратно перекинутые через спинку единственного стула, висели черная хлопковая комбинация и белое махровое полотенце. На полу стояла пара шлепанцев.

Ванная выглядела так, словно прихода Николь ждали.

Светлана быстро сняла с девушки ночную сорочку, сказала ей залезать в ванну и садиться на корточки. Прежде чем Николь успела осознать, что происходит, женщина облила ее холодной водой и начала намыливать. Николь пыталась сопротивляться, но у нее осталось слишком мало сил.

— Ты должна очиститься, прежде чем появишься перед святым старцем, — сказала Светлана. Ее голос был скрипучим от старости и с сильным акцентом.

Она мыла Николь как настоящий мастер. Потерев кожу — сначала жестко, затем более нежно — она высушила ее полотенцем и в конце покрыла все тело тонкой пленкой масла.

Только после этого, завернутую в теплое махровое полотенце и обутую в шлепанцы, она привела Николь обратно на первый этаж, в маленькую молельню — комнату без окон, где по стенам были развешаны иконы.

Епископ поднялся с колен.

Его серые глаза вновь пристально разглядывали ее.

— Здесь ты будешь в безопасности, девочка моя, — ответил он на ее вопрос, прежде чем она успела его задать. — Здесь никого нет, только мы трое. Когда-то этот дом принадлежал приходскому священнику, но теперь опустел. Здесь живем только я и моя домохозяйка.

Вдруг Светлана произнесла что-то по-русски.

— Говори на английском в присутствии нашей гостьи, — епископ как будто чувствовал мысли Николь. — Она напугана и боится всего непонятного.

Николь была не в силах отвести взгляд от гипнотизирующих глаз епископа.

— Священник и женщина вроде нее, — скрипя, проговорила старая женщина, — остаются под одной крышей… Это будет настоящий скандал. Что подумают прихожане?

Сергий улыбнулся Николь, игнорируя замечание.

— Я чту древние традиции, — сказал