Ей не хотелось подчиняться. Она ведь оставила ту Часть жизни позади — почему этот странный священник вновь возвращал ее к ней? Зачем пугал ее, говоря о секретах столь интимных, что она ни с кем ими не делилась, даже с собственным мужем? Как мог незнакомец вообще знать такие вещи?

— Делай, как я тебе говорю, девочка моя.

Она понимала, что нужно отказать ему. Знала, что все это неправильно. Никогда она не опускалась до такого разврата, как секс со священником. Но была в его голосе какая-то сила, которая делала ее беспомощной. Несмотря на стыд, она повиновалась его приказу: сняла сорочку и, обнаженная, легла на кровать. Ночной ветерок обдувал ее тело. Кожа на груди покрылась мурашками…

— Я знаю все о твоем отчиме, — сказал он. — И мог бы рассказать об остальных и о всем том, что они с тобой делали. Я знаю, почему ты оставила мать и убежала из дома.

— Вы не можете этого знать, — ответила она, вспоминая те кошмарные дни.

— Ты потеряла дитя, девочка моя. Ты потеряла дитя И осталась бесплодной. Врачи, что спасли тебе жизнь, сказали, что ты не сможешь больше иметь детей, А твоя мать сказала, что это послужит тебе уроком. Вместо того чтобы защитить тебя, мать тебя отвергла.

— Она ненавидела меня, — надрывно проговорила Николь.

Ты стыдилась самой себя, когда покинула дом. Ты считала, что внутри тебя кроется зло.

— Да.

— Именно поэтому ты позволяла мужчинам делать с собой все то, что они хотели.

— Да.

— Ты думала» что взамен получишь их защиту.

— Да.

— Но грехи твои привели тебя к еще больше опасности.

— Я стыдилась того, что делала, — простонала она. Все ее тело било крупной дрожью. — Если вы действительно знаете обо мне так много, то вам известно, сколько я грешила. Но у меня не было выбора.

— Ты не одна такая. Все человечество погрязло в трясине греха. Но именно зло делает возможным спасение души. Ибо без боли нет искупления, а без искупления нет спасения.

Она вздрогнула, когда он коснулся голой кожи ее живота.

Рука епископа была тяжелой, пальцы — грубыми. Но он нежно двигал кистью вдоль изгибов ее тела, едва касаясь кожи. Кончики пальцев рисовали круги вокруг ее пупка. Мышцы живота напряглись, невольно отвечая на его прикосновения.

— Без зла не бывает добра, — сказал он.

Круги становились все шире, покрывая все большую часть ее тела.

— Да, — прошептала она.

— Как без ада не может быть рая.

— Да.

— Старообрядцы, дети матери-церкви, знают, что только столкнувшись с грехом может спастись верующий. Ты веришь в это?

— Да.

Ее тело больше не подчинялось ей. Оно выгибалось и дрожало от напряжения, а пальцы Сергия продолжали описывать круги на животе, двигаясь все выше, к ложбинке между грудей.

— Праведник, никогда не сталкивавшийся с искушением, не увидит лика Божия, — продолжал он. — На Святой Горе Афон, где стоит множество великих православных монастырей, запрещено появляться женщинам, чтобы не вводить монахов в искушение, — кончики его пальцев кисточкой пробежали по ее соскам, сразу же напрягшимся. — Запрет распространяется на самок всех видов, включая низших животных. Но это ошибка. Само искушение и есть источник моральной силы. Только встретившись с ним лицом к лицу, человек может надеяться на спасение. Потому Иисус ушел в пустыню — чтобы встретить искушение Сатаны. Подобно Ему, мы должны постоянно встречаться со злом во всех его проявлениях.

Его рука задержалась на ее правой груди, обхватив мягкую плоть.

— Ты решила, что я пришел соблазнять тебя. Но я здесь только затем, чтобы встретиться с искушением. В этот самый момент я доказываю свою власть над злом, чтобы в будущем быть сильнее него.

Она чувствовала, как его дыхание учащается, а тело нагревается. Когда он наклонился над ней, грубая ткань облачения коснулась ее гладкой кожи. Она вздрогнула.

— Ты не должна отдаваться мне, — сказал он.

Его борода легла ей на грудь.

— Обещай, что не отдашься мне.

— Обещаю, — епископ был не первым мужчиной, желавшим, чтобы она изображала сопротивление.

Ее правый сосок ощущал его теплое дыхание. Она ждала, что он обхватит его своими влажными губами, зубами прикоснувшись к розовой ареоле, — как это было столько раз прежде.

— Я не такой, как остальные мужчины, — вдруг сказал он. Сергий отодвинулся от нее и убрал руки. — Я воин божий.

Ночной воздух быстро охладил сосок Николь, который оставался твердым, ожидая губ епископа.

Священник подобен солдату в битве, — продолжал Сергий. — Воин не может быть уверен в своей отваге, пока не окажется в ближнем бою с врагом. Так и воин Божий проявляет свое святое бесстрашие только в битве с Диаволом.

Он вновь повернулся к ней, и кровать скрипнула от его движения. Николь чувствовала, как его рука движется к ее телу.

— Я здесь, чтобы дать тебе искупление, — сказал он. — И показать тебе путь к спасению.

Она почувствовала его руку еще до того, как та коснулась кожи. Епископ держал ладонь над ее лоном — как ей показалось, бесконечно долго. Ее тело дрожало от предвкушения. Его температура росла, и вместе с жаром оно обретало необычную энергию — нечто похожее на электричество, явно не человеческой природы, но совершенно точно исходившую из его руки. Кожу начало покалывать. Микроскопические волоски, покрывающие человеческое тело, поднялись, поддаваясь животному магнетизму епископа. И когда его ладонь коснулась ее тела, оно ответило такими сильными сотрясениями, что Николь запрокинула голову назад, широко раскинула ноги и, не в силах контролировать неистовые конвульсии, начала биться о кровать. Ее бедра дикими ударами сотрясали матрас. Ноги вытянулись и напряглись так, что мышцы Пронзила боль. Изо рта вырывались горловые нечеловеческие звуки.

Одно только касание его ладони превратило ее в неистовое, похотливое создание, которое ощущало себя скорее животным, чем женщиной.

Внезапно он убрал руку.

Однако эффект остался. Вся сдержанность, все мысли о скромности и пристойности исчезли из ее сознания. Она, стонала, всхлипывала, выкрикивала его имя и просила еще.

Ни один из ее прошлых мужчин — даже Пол, которого она так нежно любила, и Василий, с которым жила так долго, — не способен был пробудить в ней столь примитивные инстинкты.

Но ей было недостаточно.

Она хотела еще.

Ее тело дрожало, живот болел, разум желал еще. А ведь Сергий ничего не сделал, только коснулся ее.

Она потянулась к епископу, забыв о данном ему обещании. Ей хотелось притянуть его к себе и отдаться ему, хотелось, чтобы этот бородатый священник вошел в нее.

Но Сергий отодвинулся.

— Ты должна сопротивляться мне.