каждую секунду, десять раз немец подумает, стоит ли тратить время и боеприпасы на такую цель. Генералы, они не в каждой «эмке» ведь сидят. Короче, шансов больше за то, что доберешься быстро и целым.

Может, я просто накручиваю себя? Есть такое. Великанова мне жаль совсем чуток. Водилу и конвоиров – немного побольше. Но я им об этом не скажу. Потому что лицо подневольное, и мне своих пленителей оборонять смысла нет никакого. Хоть они и не виноваты ни в чем. И сколько нам ехать с этой колонной – неизвестно. Одни загадки. Может, меня по дороге завезут куда, а потом летёха сам отправится?

* * *

Чухали мы ожидаемо – со скоростью, чуть превышающей быструю ходьбу. Одно слово – колонна. Заглох кто – остальные стоят. Рассказывали, что зимой на Ладоге не ждали. Остановился – твоя беда, другие будут бегом переть изо всех сил, пока самолеты не прилетели. Сколько там народу на дно пошло, и не считал никто.

Останавливались несколько раз, так что за три часа проехали чуть больше полусотни верст. И, как говорилось в книжке про благородного разбойника, ничего не предвещало.

Звук заходящего на атаку штурмовика забыть трудно. Наверное, даже невозможно. Долбаный «хеншель» крови попортил немало, и бить его толком начали примерно в сорок четвертом. А у нас тут пока…

– Штурмовики! – завопил я бестолковкам, едущим со мной вместе. – Быстро из машины! Бегом!

Не дожидаясь, когда до водилы дойдет, что пора делать ноги, я наклонился через замершего конвоира и дернул правую дверцу.

– Вы что?! – начал вопить Великанов, но я уже вытолкнул на обочину тупого хлопчика с его бесполезной трехлинейкой и прыгнул сам.

На такой скорости покалечиться, вылетая из машины, конечно, можно, но это надо сильно постараться. Примерно как с велосипеда упасть.

Загрохотали первыми пулеметы из бронеавтомобилей. Попасть они вряд ли смогут, но хоть отпугнут. А в ответ жахнули авиационные пушки со штурмовиков. Помнится, «хеншели» из этих стволов мочили танки за здорово живешь. А грузовики с БА-64 – на один зуб.

Я мчал изо всех сил, показывая мировой рекорд передвижения на четвереньках. А пара штурмовиков прошлись над колонной, разбивая грузовики в щепки. А мне только и оставалось, что смотреть на это из-за деревьев. Что-то взорвалось, и какой-то грузовик, вернее, его остатки, быстро начали гореть.

Но и этого показалось мало, и оба самолета развернулись, чтобы проутюжить колонну с другой стороны. На одном бронеавтомобиле кто-то стрелял из пулемета, наверное, просто в белый свет лупили, пытаясь сделать единственное, на что способны – помешать прицелиться немецкому летчику.

Но буквально через пару секунд и этот звук затих, остались только тяжелые шлепки выстрелов из пушек. И вопли со стонами, это уже с земли.

* * *

Вот и всё. Кончился налет. Твари, выбрали место как на заказ, когда все машины вытянулись в одну прямую, будто в тире. Я понимаю, что штурмовик на одном месте висеть не может, но избавиться от впечатления подставы – не могу. Слишком уж все вышло безукоризненно с немецкой точки зрения.

Когда я понял, что третьего захода не будет, бросился назад, к машинам. Чуть не споткнулся о конвоира, который лежал в траве и однотонно выл высоким, почти девичьим голосом. Первый раз, наверное. А что, молодой пацан, призвали, каким-то боком в комендачи попал, или в роту охраны, откуда они их взяли.

– Ты ранен? – спросил я, отвешивая ему леща, чтобы успокоился.

– Не-е-е-е, – завыл он.

– Вставай, бегом! – я пнул его по оттопыренной заднице. – Некогда валяться. Быстро!

Вот что волшебный пендаль с людьми делает. Как кто-то сказал, солдат должен командира больше бояться, чем возможной смерти, иначе его в атаку не поднять. Вот и это недоразумение вскочило, подгребая к себе трехлинейку.

– Оставь винтовку возле машины, дурило, – велел я, подтащив его к «эмке».

Тут всё печально. Никто не успел выбраться, и погибли они – водила, Великанов и второй конвоир – скорее всего, от первых выстрелов. Пули прошили лобовое стекло и крышу, пять штук. Внутри… мясорубка натуральная, месиво и ужас.

– Товарищ лейте… – полез паренек к телу Великанова.

– Брось, здесь спасать некого. Давай вперед, по правой обочине. Долго не задерживайся, увидишь кого живого, кричи. Зовут тебя как?

– К-к-к…

– Фамилию говори, и так вижу, что красноармеец!

– Б-б-блинов. – И конвоира бурно вырвало, я только отпрыгнуть успел. Пацана выворачивало раз за разом, а мне пришлось ждать. Он на измене сейчас, без присмотра забежит еще куда-нибудь.

Через минуту примерно я погнал его вперед. Сначала я вернулся к замыкающему колонну бронеавтомобилю. Стрелок на месте, водитель пытался выбраться, не получилось, уже когда из люка торчала верхняя половина туловища, снарядом из авиапушки ему оторвало правую руку.

Мы вернулись к грузовикам. Постоянные пинки и покрикивание привели Блинова в пристойное состояние, и я пустил его в самостоятельное плавание. В первой машине живых не оказалось. Во второй сопровождающего не было, и с его стороны распахнута дверца. Шофер – на месте.

Последствия выстрела из авиапушки для неподготовленного зрителя… Слабонервных и беременных просим удалиться. Всё всмятку. Не только люди, но и железо. Калибр двадцать миллиметров шансов не оставляет. Никаких.

– Товарищ! – услышал я сбоку откуда-то, примерно с той стороны, где сам тихарился совсем недавно.

– Сюда выходим! Быстрее! Кончился налет! Машины проверить надо!

Откуда их хоть набрали, таких робких? Из Казахстана пригнали? Или с Камчатки? Учить должны ведь, что при налете вражеской авиации делать, чем после заниматься. А это чудо… хорошо хоть назвался. Нам надо срочно выявить раненых, организовать им первую помощь, эвакуировать. Потом освободить проезжую часть, чтобы не мешать проезду. И всё это очень быстро. А я тут в количестве полутора человек гоняю вдоль расстрелянной колонны, остальные же в лесу попрятались.

* * *

Убитых – одиннадцать. Раненых – пятеро, из них двое тяжелых, обескровленных и бледных до синевы. Живых – тринадцать. В том числе и старший колонны, майор Кунаев. Его, кстати, мешками завалило, но ничего, только побило сильно. Нашел его Блинов, обративший внимание на глухие стоны и мат возле разбитого кузова.

Вот такой грустный итог. Завести можно три грузовика, но у всех у них разбиты кузова, и на землю вывален в той или иной степени груз. Вот прямо быстро не освободить. И «эмка», в которой меня везли. В салоне там, конечно… и стекла лобового нет. Но раненых везти можно. Судя по карте, добытой Кунаевым из своего планшета, впереди у нас очень знакомые места. Почти родные. И совсем недалеко. Штаб фронта и окрестности, в которых и тот самый медсанбат.

Пока освобождали салон легковушки, я втихаря вытащил бумаги с трупа Великанова. Ему они не нужны больше, а мне интересно. Это же про меня, любимого. Там была папочка, довольно тоненькая, так что я оттуда всё достал