– Чёрт возьми, – выдохнул Дилан, рассмеявшись, несмотря на боль. – Ручаюсь, это попадёт в светскую хронику. – Он глубоко вздохнул. – Джентльмены, помогите мне подняться.

– Думаю, лучше тебя отнести на руках, – посоветовал Йен.

– Понесёте меня на руках, когда я скончаюсь. – Прежде чем Йен успел возразить, Дилан сел. Боль пронзила всё тело, и он втянул воздух сквозь зубы. Дилан досчитал до трёх и заставил себя подняться на ноги, затем обхватил одной рукой плечи Тремора, а другой – Йена. – Ещё одна выходка для моих будущих скандальных мемуаров. – Дилан улыбнулся брату.

– Мемуары? – пробормотал Йен, пока они шли к элегантному экипажу с эмблемой Тремора. – Только через мой труп.

По краю покрывала были вышиты двадцать четыре бутона роз. Грейс знала это, потому что пересчитала трижды, различая их в темноте кончиками пальцев на ощупь. Помимо бутонов она нащупала восемнадцать распустившихся роз и тридцать шесть листочков.

Грейс разочарованно вздохнула и откинула покрывало, подумывая зажечь лампу и немного почитать. Ей казалось, что она пролежала в темноте несколько часов, считая бутоны, листья и даже овец, но заснуть так и не получилось.

И всё из-за Мура. Из-за этого гадкого человека и его поцелуев. Её тело всё ещё горело огнём везде, где он к нему прикасался.

"Я питаю слабость к добродетельным женщинам".

Грейс прикусила губу. Она не была добродетельной. Ничуть.

Когда-то она считала себя таковой. Грейс так гордилась тем, что была хорошей девочкой, надёжной старшей сестрой, которая любила присматривать за шестью младшими братьями и сёстрами, хорошей подругой, которая хранила секреты и помнила дни рождения, ученицей, которая всегда делала уроки, вдумчивой дочерью, которая никогда не доставляла родителям ни минуты беспокойства. "Милая, уравновешенная девушка", как отзывались о ней жители Стиллмута, их одобрение тешило её самолюбие сильнее, чем любые комплименты внешности. Она пела в церковном хоре. Занималась благотворительностью. Читала молитвы перед сном. Грейс самоуверенно считала, что она хороший и добродетельный человек, хотя её доброта и добродетельность никогда не подвергались испытанию.

А потом в Корнуолл приехал сумасбродный французский художник с глазами цвета синего неба. Из всех мест в мире Этьен Шеваль выбрал Стиллмут, крошечную деревушку на утёсах Лэндс-Энда, куда никогда не приезжали чужаки, где никогда ничего не происходило и не составляло труда хорошо себя вести.

В семнадцать лет она встретила на склоне холма великого Шеваля, и в это мгновение весь её мир изменился. Этьен был старше Грейс на десять лет и знал о жизни всё, а о любви – и того больше. Семнадцать лет ответственной и рассудительной жизни испарились в одночасье, как только он её рассмешил. Свою добродетель Грейс подарила ему вместе с первым поцелуем. Неделю спустя Грейс Энн Лоуренс, милая, уравновешенная, рассудительная девушка, которой все восхищались, сбежала с французским художником сомнительной репутации и без гроша за душой. В тот момент её жизнь изменилась навсегда.

Первые два года совместной жизни с Этьеном стали самыми счастливыми. Два года сладостной, всепоглощающей любви и необузданных занятий любовью. Но потом всё изменилось. В безрадостном, мрачном настроении, когда Этьен был не в состоянии рисовать, он винил в этом Грейс. День ото дня он становился всё мрачнее, она перестала смеяться, и любовь умерла.

Грейс обхватила руками подушку. Как можно сохранить любовь и счастье? За те первые два радостных года она заплатила слишком высокую цену. За годы, проведённые вдали от Англии, никто из членов её семьи не ответил ни на одно письмо. Когда прошлой осенью Грейс вернулась в Стиллмут, то обнаружила, что родители умерли, а брат унаследовал поместье и бремя её скандала. Любимая девушка Джеймса разорвала с ним помолвку, и он женился на женщине, значительно ниже себя по положению. Сёстры так и не вышли замуж. Все пятеро остались старыми девами, потому что Грейс запятнала честь семьи.

С того дня на склоне холма в Корнуолле прошло восемь лет. Её девичьи представления о добродетели в корне изменились, репутация была безвозвратно потеряна, а семья оставалась опозоренной и по сей день. Грейс увидела мир за пределами Лэндс-Энда и обнаружила, что он далеко не так прекрасен, как она себе представляла.

Грейс хотела вернуться домой. В буквальном смысле это было невозможно, но если она продержится на посту гувернантки год, всего один год, то обзаведётся собственным домом и будет вести образ жизни, подобающий обычной английской женщине. Пристойный, обыденный образ жизни.

"Позволь мне любить тебя".

Любить. Дилан не имел ни малейшего представления о том, как это делать. Возможно, в юношестве он и любил дочь викария, но сейчас потерял всякую способность. Деятели искусства любят только свои творения. Всё остальное находится на втором плане.

Дилан Мур больше не зелёный юнец, влюблённый в девушку и мечтающий на ней жениться. Он взрослый мужчина, и Грейс прекрасно понимала, чего он от неё хочет. Она поняла это, как только увидела его в том переулке. Он хотел её. Для любовных утех. А они не имели ничего общего с любовью. Даже близко.

Она не создана быть любовницей ради красивых слов о любви и солидного жалования за оказанные услуги в постели.

Грейс не хватало чёрствости для такого образа жизни, да она и не хотела его вести. После Этьена и даже во время их отношений множество мужчин пытались соблазнить её деньгами и разговорами о любви. Хорошенькие женщины постоянно получают предложения такого рода.

Но только в этот раз у неё впервые возник соблазн согласиться. Несмотря на репутацию Мура и на то, что Грейс прекрасно знала подобный сорт мужчин, она всё равно жаждала его прикосновений. Каждый его поцелуй манил её всё сильнее. Она прижала пальцы к губам и крепче стиснула подушку.

Она так давно жила одна и была так одинока. Грейс не могла переспать с мужчиной без любви, но бывали моменты, как сейчас, когда она об этом жалела.

Глава 11

Рассматривая своё отражение в зеркале на стене спальни, Дилан счёл, что порезы и ушибы выглядят хуже, чем есть на самом деле. Порванные брюки, жуткая царапина над глазом, синяки на лице и груди. Врач смыл кровь и после осмотра не обнаружил сотрясения мозга и других серьёзных травм, поэтому предположил, что боль через неделю утихнет. Синяки пройдут не так скоро, возможно, через месяц или около того.

– Чёртов счастливчик, – пробормотал Йен.

– Так и есть, – согласился доктор и взглянул на Фелпса. – Я