в бою с этим придурковатым кляузником?

Они по-прежнему молчали.

Дилан отвернулся и огляделся по сторонам.

– Кто-нибудь из присутствующих здесь мужчин, – крикнул он, – скажите мне, какое самое долгое время продержался боксёр в поединке с Джорджем Плаурайтом?

– Двадцать одна минута и четыре секунды до нокаута, – прокричал кто-то в ответ.

– Раз плюнуть. – Дилан посмотрел на сэра Джорджа и жестом указал на двери. – Пройдёмте?

Сэр Джордж приподнял брови.

– Прямо сейчас? На улице? Как это на вас похоже, Мур.

– Тогда в конюшне, если улица оскорбляет ваши утончённые чувства. Я больше ни минуты не потерплю ваших недопустимых обвинений в мой адрес. В чём дело, сэр Джордж? – добавил Дилан, когда тот замешкался. – Боитесь испачкать свою красивую рубашку с оборками в конском навозе?

– Значит, в конюшне. – Сэр Джордж поклонился и вышел.

– Я нанесу разметку, – со вздохом сказал Берхэм и последовал за своим приятелем.

Как только они ушли, тишину нарушили повсеместные разговоры. Мужчины определили коэффициент и сделали свои ставки. В конце концов, "Брукс" был клубом заядлых игроков.

– Мур, не делай этого, – посоветовал лорд Деймон. – Ты можешь повредить себе руки.

Дилан ничего не ответил. Он сбросил пиджак и принялся расстёгивать пуговицы жилета. Дилан намеревался сегодня просто отвлечься, но ему предстояло нечто гораздо большее. Дело чести. Кроме того, внутри него всё гудело, будто перед бурей. И он хотел обрушить её на голову сэра Джорджа Плаурайта. Дилан сорвал с себя серо-чёрный жаккардовый жилет и галстук, затем расстегнул рубашку, пока друзья продолжали попытки отговорить его от поединка.

– Подумай хорошенько, – взмолился Хэммонд. – Его обвинения ничего не значат. Никто здесь, кроме сэра Джорджа, не осмелился бы назвать тебя трусом. Все знают, что он мечтал вызвать тебя на бой с тех пор, как ты победил его в поединке на шпагах. Вдобавок он пьян.

– Правда? Хорошо, потому что я трезв как священник. – Дилан стянул рубашку через голову. – Думаю, это даёт мне преимущество.

– Я сомневаюсь, но, если ты полон решимости пойти на это, по крайней мере, надень тренировочные перчатки.

– Хэммонд, не будь занудой, – предостерёг Дилан. Схватив со стола свой узкий галстук, он откинул назад волосы и обвязал их шёлковой тканью. – Тренировочные перчатки надевают только на тренировки. Будешь секундантом?

Сдавшись, Хэммонд поднял руки.

– Конечно. Помнишь правила?

– Напомни по-быстрому. – Дилан направился к двери вместе с Хэммондом, который на ходу излагал основные правила. Сэр Роберт и лорд Деймон последовали за ними.

Все присутствующие мужчины тоже покинули "Брукс". Они вышли на Сент-Джеймс-стрит, а затем завернули за угол к конюшням позади. Слух, должно быть, разнёсся по всей улице, потому что из клуба "Уайтс" тоже выходили мужчины, чтобы посмотреть на бой. Они добрались до конюшен, где во дворе уже было расчищено место, и сэр Джордж, Берхэм и несколько их знакомых собрались в ожидании Дилана.

– Мур, не надо! – послышался знакомый голос. Дилан обернулся и сразу заметил герцога Тремора, который благодаря своему внушительному росту возвышался над другими мужчинами в толпе на несколько дюймов. Старый друг пытался жестами его отговорить, но Дилан притворился, что ничего не понял. Он повернулся и подошёл к нарисованному мелом нечеткому квадрату в центре конюшенного двора.

Дилан встал перед сэром Джорджем. Тот тоже разделся, но только до рубашки и закатал рукава. Видимо, настоящие джентльмены не обнажают свои молочно-белые торсы на свежем воздухе.

Прошли годы с тех пор, как Дилан в последний раз дрался на кулаках. В памяти всплыли основы бокса, знания о которых он получил в Кембридже. Дилан вспомнил, что нужно разместить большие пальцы поверх сжатых остальных. И как раз вовремя, потому что первая возможность ударить предоставилась в тот момент, когда двое мужчин, выбранные судьями, опустили руки и отступили назад. Сэр Джордж всё ещё махал кому-то из своих друзей, когда Дилан нанёс ему сильный удар. Рука болезненно запульсировала, а голова противника откинулась набок.

Господи, он и забыл, как больно боксировать. Дилан уклонился от ответного удар, затем нанёс второй удар, на этот раз в грудную клетку сэра Джорджа.

Однако после этого ему перестало везти. Когда сэр Джордж сбил Дилана с ног, Хэммонд попытался не дать ему подняться.

– Сдайся, Мур, – сказал он, когда судья начал отсчёт. – Сдайся.

– Будь я проклят, если сдамся! Я продержусь по крайней мере двадцать одну минуту и пять секунд. – Он вскочил на ноги, судьи и секунданты отошли назад, и бой продолжился.

Кулак Плаурайта подлетел к его щеке, Дилан пригнулся, затем, выпрямившись нанёс удар в подбородок, от которого действующий чемпион по боксу пошатнулся. Но уже через мгновение сэр Джордж отомстил, обрушив на голову Дилана несколько мощных тумаков. В ушах раздался пронзительный, оглушительный вой. С каждым ударом ему казалось, что череп раскалывается на части, как дыня.

В ответ он нанёс шесть сильных и быстрых ударов по рёбрам противника, с удовлетворением услышав, как они хрустнули, будто сухие ветви.

Удовлетворение длилось недолго. Мгновение спустя сэр Джордж уложил его во второй раз. Дилан услышал, как судья снова начал отсчёт, откуда-то слева раздался хриплый крик Тремора.

– Хэммонд, ради всего святого! Ты его секундант. Оттащи его!

Дилан почувствовал, что виконт взял его подмышки и попытался оттащить назад, тем самым прекратив бой.

– Отвали! – закричал он и вырвался из рук Хэммонда. Дилан встал и снова встретился лицом к лицу со своим противником, не обращая внимания на мольбы друзей.

Бой всё не заканчивался. Дилан раньше и не представлял, какими долгими могут быть двадцать одна минута и пять секунд. Ещё три недели назад он по обыкновению занимался фехтованием и поднимал гантели в клубе "Анджело" шесть дней в неделю, и именно в такие моменты, как сейчас, он понимал зачем. Дилан поклялся, что вне зависимости от того, как пойдут дела с симфонией, он снова найдёт время для ежедневных занятий.

Несмотря на отличную форму, в которой он находился, Дилан чувствовал, что начинает терять силы из-за постоянного натиска массивного противника, обладающего превосходным боксёрским мастерством. Дилан уклонялся, когда удавалось, парировал и принимал удары, когда ничего другого не оставалось. Падая, он вставал. Но с каждым разом это становилось всё труднее и труднее.

Звуки ударов и крики толпы постепенно затихали, но звон в ушах оставался неизменным. Дилан злило, что даже сейчас, когда его органы превращались в месиво,