Он сосредоточил всю свою ярость на противнике. Замахнувшись изо всех сил, он ударил сэра Джорджа прямо в челюсть. Голова Плаурайта дёрнулась в сторону. Переливаясь в свете уличного фонаря позади конюшни, вокруг его головы разлетелись капли крови и пота. Дилан нанёс второй удар, от которого голова сэра Джорджа дёрнулась в другую сторону, но ударить в третий раз не успел, кулак противника врезался в солнечное сплетение, а затем в челюсть, причинив сокрушительную боль. Дилан почувствовал, что медленно летит назад, будто парит в воздухе.

Ударившись спиной, он приземлился в плотно утрамбованную грязь. Каждая косточка в теле содрогнулась от боли.

Дилан моргнул, но перед глазами стояла кромешная тьма, в которой мерцали лишь звёзды.

"Странно, – подумал он, – ведь звёзды в городе невозможно разглядеть из-за угольной сажи и света газовых уличных фонарей".

Дилан снова моргнул, но на этот раз не увидел ничего. Он почувствовал, что кто-то схватил его и потащил прочь с импровизированного ринга. Он закрыл глаза и не стал сопротивляться. Интересно, сколько времени прошло с начала боя, хорошо бы не меньше двадцати одной минуты и пяти секунд.

Через мгновение некто отпустил его. Дилан попытался встать, но не смог пошевелиться. Как и открыть глаза. Стараясь сосредоточиться, он медленно сжал и разжал кулаки. Пальцы болели, но по ощущениям не были сломаны.

Ему опять чертовски повезло. Дилан чуть было не рассмеялся. Каким-то чудным образом, что бы с ним ни случалось, какие бы возмутительные поступки он ни совершал, как бы сильно ни издевался над телом или разумом, ему всегда удавалось выйти сухим из воды. Опиум не вызывал у него зависимости, дурные привычки не становились губительными, глупые выходки не приводили к увечьям.

Даже ненавистный звон немного стих, и Дилан снова услышал отдалённые крики толпы и отдельные голоса прямо над собой. Он с трудом открыл глаза, будто веки превратились в устричные раковины. На этот раз зрение к нему вернулось.

Над ним склонились два знакомых лица, они принадлежали друзьям Дилана, которые сидели на коленях по обе стороны от него. Он решил поприветствовать сначала того, кто был выше рангом.

– Тремор, – прохрипел Дилан, игнорируя боль, пронзившую челюсть. – Я смотрю, ты вернулся из загородного поместья на сезон. Как дела, старина?

– Думаю, в настоящий момент лучше, чем у тебя.

Дилан взглянул на мужчину справа от себя. Им оказался Хэммонд. Он снова посмотрел на герцога. Видеть обоих мужчин вместе было чертовски забавно. На этот раз Дилан действительно издал низкий смешок, который тут же отдался болью в рёбрах.

– У нас появилось пари для букмекерских контор. Как долго герцог Тремор и лорд Хэммонд смогут находиться рядом и не поубивать друг друга?

Никто из них не ответил, Дилан чувствовал, что они осматривают его на предмет переломов костей и других травм. Он знал, что с руками всё в порядке. Любые другие травмы его не волновали. Возможно, завтра это изменится, но сейчас он хотел знать лишь одно.

– Я побил рекорд? – спросил он Хэммонда и нахмурился, когда лицо друга начало то расплываться перед глазами, то снова становиться чётким.

– Побил.

– Как долго я продержался?

– Не знаю. После того, как время истекло, я кричал тебе, что ты справился, но ты как будто меня не слышал.

Дилан облизнул губы и почувствовал вкус крови.

– Я хочу знать точное время.

– Мы выясним позже.

Он попытался покачать головой.

– Я хочу узнать сейчас.

– Даже если ты и не побил рекорд, – вставил Тремор, прижимая носовой платок к щеке Дилана, – ты устроил отличное представление. О нём будут говорить годами.

Дилан моргнул пару раз, затем прищурился, вглядываясь в расплывающееся лицо Хэммонда.

– Мне нужно знать чёртово время.

– Проклятье, Дилан, – вмешался третий голос, которого он не слышал довольно долгое время, и в котором звучало явное раздражение. – Какая разница?

– Я хочу, чтобы моё время записали в книге ставок, – сказал Дилан виконту, игнорируя тот третий голос. – И я заставлю Плаурайта отказаться от своего обвинения при свидетелях.

– Я прослежу за этим. – Хэммонд выпрямился и исчез из виду. Его место тут же занял другой мужчина и неодобрительно посмотрел на Дилана. Дилан пожалел, что уже не успеет притвориться потерявшим сознание.

– Йен, – поприветствовал он. – Разве ты не должен быть в Венеции?

– Я пришвартовался в Дувре сегодня утром. – Брат с тяжелым вздохом покачал головой. – У меня дела в Девоншире, и я намеревался сразу же отправиться туда, но потом передумал и решил остаться на ночь в Лондоне и нанести тебе визит. Ума не приложу зачем, ведь даже после шестимесячного отсутствия я вижу, что ничего не изменилось.

Дилан попытался улыбнуться, но лицо, казалось, застыло, будто на него намазали клей и оставили высыхать.

– Обнадёживает, да?

Йен не ответил, и молча опустился рядом с ним на колени.

– Ты совершил множество глупых, безрассудных поступков за свою жизнь, – сказал брат, помогая Тремору осматривать Дилана, – но этот превзошёл их все.

– Мне нужно поддерживать репутацию.

Йен ничего не сказал и посмотрел на герцога напротив себя.

– Ваша светлость.

– Ваше превосходительство, – ответил Тремор. – Поздравляю с успешными переговорами в Венеции.

– Спасибо.

– Что ж, Мур, – проговорил герцог через несколько мгновений, – думаю, ты ничего себе не сломал. И всё же тебя должен осмотреть врач.

Прежде чем Дилан успел ответить, в поле его зрения снова появилось лицо Хэммонда, на этот раз перевёрнутое. Дилан приподнял подбородок, чтобы получше разглядеть друга позади себя.

– Ну? – спросил он. – Как долго я продержался?

– Двадцать две минуты и семнадцать секунд, ублюдок ты этакий. – Хэммонд покачал головой, рассмеявшись вместе с Диланом. – Но твой рекорд не единственная новость, члены клуба заставили Плаурайта отказаться от обвинений тебя в трусости.

– В трусости? – одновременно переспросили Тремор и Йен.

– Он назвал меня трусом, – подтвердил Дилан, надломленным голосом, который звучал так же скверно, как он себя чувствовал. – Потому что я не боксирую.

Йен застонал.

– И поскольку ты самый упрямый, раздражающий и противоречивый человек в Англии, тебе было просто необходимо доказать, что он неправ.

– И Дилан сделал это весьма успешно, – сказал Хэммонд. – Пока мы разговариваем, друзья перевязывают сэра Джорджа, как тушку рождественского гуся.