Голос был девичий, звонкий, и она сразу узнала, кому он принадлежит, но все равно дернулась от испуга.

Из темноты к ним навстречу бежала Нинель, радостно размахивая обеими руками. Она остановилась метрах в десяти, чтобы отдышаться. Потом распрямилась, и даже в темноте стало видно, как сияет ее лицо.

– Наконец-то я вас нашла! Пришлось постараться, уж больно вы шустрые! Смотрите! Не это вы, случайно, искали?

Она победно подняла правую руку так, что на нее упал свет фонаря, почти целиком закрытого домом, и Рина увидела золотые дедушкины часы.

– Это же мама с папой! – завопил во всю глотку Альберт.

Рина услышала, как скрипнули мелкие камни под подошвами его ботинок, ощутила, как все тело брата напряглось перед рывком, как напружинились его согнутые в коленях ноги, готовые перейти в стремительный бег, как зазвенела радость в каждом миллиметре пространства вокруг него. И в тот же миг, когда Альберт дернулся вперед, рука Рины стремительно схватила его за ворот куртки. Раньше, чем Рина осознала свое движение.

Она вновь ощущала тревогу города, сгустившуюся вокруг Нинель в плотный, почти видимый кокон. Дитромей продолжал говорить с Виндерой, и она его слышала.

– Стой, – выдохнула Рина в затылок брата. – Нельзя.

– Ты чего? – Альберт раздраженно дернулся. – Это же Нина! И у нее родители! Это точно дедушкины часы!

– Стой, – тихо, но с нажимом повторила Рина. – Тут что-то не так. – И уже громче произнесла: – Оставайся там, Нинель, и не вздумай подходить к нам.

Улыбка тут же погасла на лице девочки, словно Кёрфин лопнул ее внутренний фонарик. Она опустила руку и недоуменно уставилась на них.

– Как ты здесь оказалась? – спросила Рина. – Почему не осталась в Крестоле? Как ты нас нашла? Как догнала так быстро? И откуда у тебя часы?

– Я… – начала было Нинель, но ее прервал смех. Хриплый и тоже очень знакомый. А потом один за другим позади хрупкой фигурки с часами появились силуэты в капюшонах.

– Колдуны. – Альберт уперся спиной в Рину. – Это колдуны!

– Эй, горожане! – крикнул вернувшийся Кёрфин. – Остановите их! Ну? Забаррикадируйте проход!

Но город застыл, скованный страхом. Прервалась речь Рондевула Первого. Даже скрежет металлической Собирашки стал как будто тише. Возможно, она уходила с площади, но Рина не могла заставить себя обернуться и посмотреть в ее сторону.

– Я говорила вам, что эта девчонка не так проста. Вы проспорили мне! – Сирена вышла вперед нетвердой походкой и положила руку на плечо растерянной Нинель.

В другой ее руке зажглась бело-голубая сфера из тех, что ставят ночниками возле детских кроватей. Лицо Сирены выглядело мертвецким в его сиянии, и, хотя шар был настолько яркий, что обличал силуэты позади колдуньи, почему-то никто из Собирашек не обратил на это внимания, хотя Рина слышала шорохи неподалеку.

«Наверное, это из-за магического потенциала, – сообразила она. – Собирашки боятся более сильных магов и не суются к ним».

Она обернулась к Кёрфину, как только он оказался достаточно близко, и тихо шепнула:

– Иди обратно! Мы тебя прикроем!

Как именно Рина собиралась противостоять вдвоем с Альбертом дюжине колдунов, она не знала.

– Я бы и рад, саранча, – с трудом выдавил Кёрфин, – но…

– Не время трусить!

– А я не трушу! Я не могу… сдвинуться с места…

Ледяная ладонь страха погладила Рину по затылку, скользнула под одежду, пощекотав спину. Она тоже ощутила легкое оцепенение. Неужели Сирена опять наложила чары?

– Ну хватит уже, – сказала она добродушно и чуть устало. Вуаль на ее лице всколыхнулась от тяжелого вздоха. – Хватит всего этого, девочка. Пора заканчивать.

Эти слова звучали как приговор.

За спиной Рины ворочалась металлическая Собирашка, и где-то внутри ее шлема, в неровном шарике, спал единственный человек, способный противостоять Сирене и ее людям. Но добраться до него так и не вышло. Рина ощутила ту же яростную беспомощность, что и перед Ветродуем, когда он не запустился. Жизнь просто выбросила ее на новый виток одной и той же истории.

– Иди сюда, – потребовала колдунья. – Присоединись ко мне добровольно, и я пощажу твою жизнь и подарю тебе счастливую вечность.

– Ни за что!

– Хватит этого паршивого цирка, Сирена! – не выдержал кто-то из колдунов, выступив вперед. – Пора покончить с девчонкой! Из-за твоей привязанности к ней дело и так уже зашло слишком далеко!

– Молчать! – Сирена подняла руку, и колдун умолк, снова отойдя в темноту. – Вы сами избрали меня главной, так что не смейте спорить с моими решениями. Девочку никто не тронет. Она слишком смышленая, чтобы избавляться от нее. В ней нет ни капли магии, но другими качествами она превосходит вас всех. Она будет моей дочерью.

– Я дочь своих родителей! – крикнула Рина. – А твоей я никогда не буду!

Сирена поманила их с братом, как манят собаку, предлагая ей угощение.

– Сестрица! – Альберт сделал невольный шаг в сторону колдуньи.

Рина снова схватила его за воротник, но рука была слишком слабой, и ткань легко выскользнула из-под пальцев.

– Альберт, стой на месте! Не смей туда идти!

– Я не хочу! Ноги сами! Они сами! Мне страшно!

– Не смей его трогать, Сирена! – завопила Рина. – Я убью тебя, если тронешь его хоть пальцем!

– Тогда тебе придется подойти ко мне, девочка. Потому что твой братишка отправится вместе со мной. Он под моим контролем.

Альберт сделал еще несколько вынужденных шагов к колдунам.

– Они совсем не страшные! – внезапно ожила Нинель. – Они хорошие! Дали мне куртку и накормили сладкими булочками!

– Ах ты ж мерзкая бабенка! – выругался Кёрфин и тоже направился в сторону Сирены. – Все тебе неймется!

Пара невыносимых мгновений – и Рина в очередной раз осталась одна в момент, когда ей больше всего нужна была помощь и поддержка.

– Тебе нет смысла бороться за этот мир, девочка! – громко сказала колдунья. – Обе твои бабушки на той стороне. Твои родители и брат, твои друзья, даже этот бесполезный кудесник – все отправятся вслед за мной. Тебя держит только твое упрямство. Глупое детское упрямство, которое не дает тебе смириться с тем, что в жизни не все всегда будет по-твоему.

Рина взмокла от напряжения. Голова мучительно гудела, ныла нога, и в теле не осталось ни капли сил. Наверное, и правда только упрямство все еще удерживало ее в вертикали. Но разве Сирена говорила не о себе? Разве не она так и не могла смириться с тем, что не все в этой жизни подчиняется ей?

Рина очень устала. Ей даже дышать было трудно. И она старалась не моргать, когда заслезились глаза, потому что боялась не раскрыть их снова и просто грохнуться в обморок от переутомления.