– Да о чем с ними говорить?! – прошипел Кёрфин.

Рина сжала его плечо. В темноте это было единственным способом как-то передать ему свои чувства без слов.

– Подождите немного, ладно? Я должна хотя бы попробовать.

Тон ее голоса звучал убедительно, словно она точно знала, что делает, и это подействовало на кудесника.

– Ладно, саранча, только быстро и осторожно!

– Я с тобой! – заупрямился Альберт, но Кёрфин удержал его за шиворот и молча протянул Рине свою фляжку.

От нее все еще воняло скисшим виноградом, но Рина вытерла горлышко рукавом и выпила немного воды, чтобы промочить горло. Затем она дохромала до перекрестка, чтобы ее слышали обе стороны улицы, и громко сказала:

– Послушайте, жители Дитромея!

На фоне разрозненной речи Рондевула Первого ее высокий голос прозвучал на удивление ровным и весомым, и ей показалось, что город слушает.

– Я понимаю, почему вы так себя ведете. Знаю, зачем вы это делаете. Просто вам страшно. – Рина замолчала, и весь город утонул в наступившей тишине. – Все эти годы, пока действовало проклятие, вы жили мыслью об освобождении и приспосабливались к своему новому существованию. И когда это затянулось на долгие годы…

Я о том, что вы провели в этом состоянии гораздо больше времени, чем в человеческих телах. Вы многое пережили. Разруху, заточение, буйство Собирашек, которые продолжали терзать и ломать вас. Вы справились со всем этим, пока были домами и вещами, и теперь вы очень боитесь, что, став снова людьми, вы сломаетесь. Потому что отвыкли от своих первозданных тел. Потому что понимаете, насколько они уязвимы. Потому что забыли, каково это – мерзнуть, страдать от голода, быть смертными. И этот страх заставляет вас прямо сейчас пытаться уничтожить нас троих.

Вы готовы остаться во власти проклятия просто потому, что смирились с ним. Вы готовы и дальше быть пленниками этого кошмара, лишь бы никогда не открывать дверь и не выходить в неизвестность. И многие так и проживают свою жизнь, для этого не надо быть домом, не способным покинуть свои пределы. Мы точно так же заточены внутри собственного сознания, своих рамок, страхов выйти за пределы привычного. – Голос Рины охрип, и ей пришлось снова выпить воды. – Но послушайте! Даже я справляюсь! А я не особенно сильная! Я еще ребенок! А мой брат даже младше меня! А Кёрфин еще недавно считал, что его жизнь не имеет смысла, но он обрел его ради вас всех!

Я не знаю, говорил ли вам об этом король, но вы не сможете навечно остаться домами, если решите не просыпаться. Наверное, Его Величество не стал вас пугать, чтобы не разводить в городе панику, но прямо сейчас лучше ничего от вас не скрывать. Если вы не освободитесь от проклятия, вы умрете. – Рина нарочно сделала паузу, чтобы ее слова прозвучали весомее. – Колдовство принца Аскара объединяет душу, вещь и тело в единое существо, но когда оно прекратит свое действие, эта трехчастная структура распадется, и все станет по отдельности. Улицы будут завалены телами тех, кто не освободился от проклятия, их души уйдут в иной мир, а дома… Дома снова будут сами по себе. Просто домами. Вы теперь понимаете, почему я так хочу довести дело до конца?

Рине показалось, что энергия города изменилась прямо в этот момент от ее слов. В пространстве вокруг все еще сквозило замешательство, но стены перестали так давить на Рину. А может, дело было в том, что она сама освободилась. И ей страстно захотелось еще большей свободы, и она решила рассказать этим беднягам всю правду.

– Но если вы все-таки не хотите просыпаться и точно уверены, что не справитесь со всем этим, – начала было она, но холодные пальцы Альберта сомкнулись на ее запястье и больно дернули на себя.

– Ничего не бойтесь! Мы вам поможем! – уверенно заявил он. – Все вместе мы точно справимся! Мы освободим кудесников, отстроим Хайзе заново, все будет еще лучше, чем раньше! Так что помогите нам расколдовать металлическую Собирашку, ладно? У нас мало времени! За нами идут колдуны! Они хотят остановить нас, чтобы мы не успели расколдовать людей, и чтобы вы все просто умерли в итоге! Принц Аскар и его приспешники вас ненавидят, но мы не дадим им больше властвовать над нами! Мы должны объединиться раз и навсегда!

Рина снова почувствовала странный осадок незавершенности, опустившийся на дно ее сознания. Но она ничего не сказала, когда Альберт закончил свою речь.

Дитромей молчал, но энергия города говорила сама за себя. Рина не понимала, почему чувствует ее так ярко. Может, это способность всех Виндеров, которая приходит со временем, или дело в том, что Рина побывала на другой стороне Ветродуя в своем теле? В любом случае больше ее не омывало волнами враждебности. Только смирением. И… сожалением.

– Я думаю, теперь безопасно, – тихо сказала она и прислушалась к словам Рондевула, шедшим по кругу. – Давайте на площадь. Мастер Натан до сих пор там.

– Ты уверена, что все нормально? – засомневался Кёрфин. – А если они так и не поняли? Да и не весь город тебя услышал, а только часть…

– Они умеют быстро передавать друг другу послания, – уверенно сказал Альберт. – Иначе они бы нас так не загнали.

В паре проулков на их пути все еще падали доски и камни, но почти каждый раз ими оказывались придавлены мелкие Собирашки, и троица успевала благополучно скрыться за завалами и в тени мусорок и переходов.

Сырость стояла такая, что влага собиралась на носу капельками, которые легко было принять за пот. Разбитые отражения в лужах, белые штрихи проводов над крышами, каменные завалы, вьюнок с граммофончиками поздних цветов – все это собиралось в пазл ночного города, дополненный облачками пара и звуками, так непохожими на шум обычного Дитромея, который Рина еще недавно слышала на этих самых улицах.

В какой-то момент лязгающий скрежет стал поистине грандиозным, и мурашки Рины вспомнили, кому он принадлежит.

– Смотрите! – Альберт резко остановился и указал пальцем вверх.

Из-за крыши на пару мгновений показалась голова статуи в шлеме с клювообразным забралом, ворочавшаяся на железном каркасе.

– Это он! – подтвердила Рина, прячась за питьевым фонтанчиком. – Кудесник Натан!

Кёрфин громко сглотнул.

– Я, конечно, всякого ожидал. Но не такого уж точно. Судя по башке, эта штуковина размером с белугу! Что мы вообще будем с ней делать?

Они с Альбертом уставились на Рину, и той на секунду захотелось завизжать на самой высокой ноте, какую она только способна была выдать. Такую,