уже думала, что она не ответит мне.

– Во времена давние, когда мир еще только зарождался, я была обычной девушкой, жившей в деревне у подножия гор, – начала она, складывая слова с осторожностью, медленно выуживая их, будто иглу из шва. – Мы почитали природу, поклонялись богам гор и рек, как это делали многие тогда. У меня был жених, были родители. Целый мир казался мне улыбающимся и моим.

От этих слов тоска защемила сердце. Я понимала их, как никто другой. Ее голос проник в каждый уголок комнаты. Затих ветер снаружи, и даже назойливые цикады прекратили свои песни, слушая горную ведьму.

– В нашей деревне жила могущественная ямауба, древняя душа леса. В один из дней случилось нечто страшное. Я потеряла все, что было мне дорого. Семья, друзья, даже мой жених – все рухнуло из-за гнева природы. Лес забирает. Но лес дает.

Она вздохнула, и в ее глазах промелькнула грусть.

– Я была единственной выжившей. Я, которая должна была прожить свою тихую жизнь, оказалась предназначена для другой роли. Я стала ямаубой, душой леса и гор, обреченной пройти сквозь века, пока эти зеленые волны не разольются в вечности.

Я слушала ее слова, и внутри меня смешивались чувства – уважение, страх и одновременно неверие. Эта юная девушка? Ёкай, что прожил так долго? И тот гнев природы, о котором она говорит… Я вспомнила слова Тоширо: лава уничтожила деревню… Неужели Хона, ямауба, родилась вместе с Морем Деревьев? Она была свидетельницей столетий, пережившей нечто, о чем я только могла читать в старых рукописях.

– Природа – это и радость, и боль, это жизнь и смерть, вечное переплетение. Ты вступила в этот мир совсем недавно, и тебе предстоит найти свое место в нем, как и мне когда-то.

Я сглотнула. Мне стало еще страшнее.

В переплетении ветвей и судеб гибкие тени

Потянулись дни, похожие и при этом совершенно разные. Но я медленно, постепенно начинала чувствовать себя собой. Мне не надо было притворяться. Компанию мне только и составляли, что воробьи, Хона и жители деревушки, все еще относящиеся ко мне с подозрением. Я не винила их. Я мало чем могла им помочь: белоручка, я не умела ни готовить, ни стирать. Совершенно бесполезная для маленького лагеря, где каждый вносил свой посильный вклад.

Тогда мне пришла идея научиться охоте, и я обратилась к Каори.

– Ты хочешь что? – фыркнула кошка-ханъё. Она развалилась под окнами у одного из старых домов в лесной деревушке, лениво попивала – лакала, хотела сказать я – что-то, что явно не было чаем.

– Я хочу научиться охотиться, – сказала я, стараясь быть решительной.

Каори подняла голову, сверкнув алыми глазами и неприлично громко прихлебнула свой напиток. Закрывая глаза от света, она потянулась. Ее пушистый черный хвост медленно помахивал, размазывая лучи солнца, словно кисточкой.

– Охо-отиться? Ты, милашечка? Это же так забавно! Ты ведь столичная лисичка, а не охотница. – Ухмыляясь, промурлыкала она и потянулась потрепать меня за щечку, как ребенка.

– Я серьезно! – возмутилась я. – Если я научусь охотиться, то смогу помочь вам больше, чем сейчас.

Выражение удивления появилось на ее лице, и она задумалась. Потом вдруг начала смеяться, издавая странный звук, похожий на звонкое пение птицы.

– Солнышко, ты такая невинная и милая, охота – это не для тебя. Ты лучше займись чем-то менее опасным, – сказала она, продолжая смеяться. – Собери цветочки, там, не знаю. Бабочек полови.

– Хватит смеяться надо мной. Я хочу научиться выживать здесь, не будучи обузой для всех! – сказала я настойчиво.

Каори подняла брови, глядя на меня с любопытством.

– Похвально, конечно. Но, солнышко, ты такая хрупкая девочка. Упадешь в обморок при первой же крови!

Кровь. Почти черная кровь, что запачкала мне кимоно. Кровь отца. Кровь из-под осколков бутылки. Воющий от боли человек, что зажимал мне рот.

Я сглотнула и сжала кулаки, щеки похолодели – от них отлила краска.

– Я научусь. – упрямо заявила я. – Ты ведь тоже девочка, но умеешь охотиться.

Каори поднялась, потянулась и уселась передо мной, склонив голову в сторону. Она внимательно оглядела меня.

– Ты слабенькая, – она поднялась и обошла меня. – Тонкие ручки. Тонкие ножки. Ты как будто совсем мяса не ешь! Но если ты так настаиваешь, давай начнем с простого. Погуляем по лесу, потренируем твои бедрышки.

Она меня ущипнула, и я вздрогнула. Ее красные глаза наблюдали за мной с лукавством и любопытством.

– Ха, кто бы мог подумать, что наша красотка Широ хочет стать охотницей.

Ее насмешливые слова не могли омрачить волнение и радость от маленькой победы. Что ж, это первый шаг. Мы направились вглубь леса, а Каори все еще болтала не умолкая.

– Знаешь, солнышко, охота – это не только про умение подкрадываться и бить. Это еще и про наблюдение, ощущение природы, понимание поведения дичи. И, конечно, нужно знать, что можно есть, а что нет. И как разводить огонь – это тоже важно! Ты умеешь разводить огонь?

– Нет, – понуро покачала головой я. Бесполезная.

– Ничего, свежие зайчики тоже очень вкусные! – она посмотрела на меня с ухмылкой.

– Э… Нет, спасибо. Я предпочту что-то другое. – ответила я, приподнимая бровь.

Каори только хихикнула в ответ.

– Да ладно тебе, милашечка, шучу я. Но серьезно, настоящая охота – это не только физическая подготовка, но и понимание природы. Ты должна чувствовать лес, воспринимать его звуки, запахи, предвидеть перемены ветра. В этом секрет умелой охотницы.

Каори время от времени кидала взгляды в сторону зарослей, изучая следы и шепотки леса. Я старалась следовать ее примеру, но каждый раз то застревала в зарослях, то спотыкалась о корни, то хрустела ветками так громко, что у кошки дергались уши. Идти за ней было непросто. Когда я почти теряла ее из виду, она останавливалась и ждала меня. Несмотря на свои насмешливые слова, она все-таки помогала мне. Это было приятно.

– Ты быстро устаешь, лучик мой. Надо что-то с этим делать, – сказала она, оценивающе взглянув на меня. – Но это нестрашно, мы поработаем над тобой.

Я что-то согласно пропыхтела. По моей спине струился пот от быстрой ходьбы, грудь жгло. Долгие походы по магазинам в столице нельзя было сравнить с вылазкой в лес. Это тело не было моим, но и у Амэи не было сильных мышц: всю сложную физическую работу по дому выполняли слуги низкого положения. Я же никогда не была особенно тренированной – во-первых, зачем, а во-вторых, я не любила заставлять себя делать что-то,