– Что заказывали, – непривычно хмуро и без улыбки отозвался Леонтий.

– Я заказывал! Да, я заказывал! Для сборника детских современных сказок. В стиле Диснея. О человеке-пауке или о Томе и Джерри. В глянце, с иллюстрациями 3-D! Ты, б…, слов нет! Это у меня-то. А слов нет. Я думал, как всегда, сопрешь чужое, перелицуешь, подлакируешь, добавишь русскую слезу, и чуки-пуки! Это что? Вот ЭТО что за дрянь? Мать моя, несчастная пенсионерка, что ее сын дожил до такого… опуса, мать его дери! В смысле, тебя, его отца!

– Там еще дальше есть. Следующая сказка. То бишь, другой опус. О черной руке-душителе. Из настольного ноутбука. Еще о говорящем черепе в игровой приставке. Еще в плане… – Климчук перебил его:

– Нет, этот человек положительно рехнулся! Ты рехнулся, Ленька, ты хоть о себе представляешь? Галлюцинациями не страдаешь, нет? Грибов не обнюхался, порошочку не обкурился? Травки не объелся, а?

– Современные сказки, нормально. Для кибер-эпохи в самый раз. Кстати сказать, уважаемый Игорь Петрович, именно перелицовка. Ты в пионерлагерях бывал? Бывал. По ночам «ужастики» травил? Травил и не раз. Когда девчонок зубной пастой не мазал. И про черную руку, и про зеленые глаза.

– Сразу я уже Игорь Петрович! Нервные все стали, чуть что, обидки держат, – Климчук положил страницу-жабу перед собой на стол. Глядел на творение начинающего Шарля Перро уже не столь брезгливо, как раньше. Будто бы с интересом глядел. – Не ожидал я, честно говоря. Чего угодно, но такого…

– Ты думал всегда, у Леньки кишка тонка. Еще со школы думал. В общем-то, правильно, – печально согласился Леонтий. – Зря, наверное, я все это затеял. Забыли и проехали. Но и сочинять для тебя сладкую воду на киселе я тоже не стану. Не из принципа, а… просто не хочу и все.

Леонтий поднялся с гостевого кресла, собираясь уходить. Сквозь стеклянные, прозрачные стены редакторского «руководящего» загончика просачивались беспрепятственно взгляды досужих зрителей – секретарши Василисы и еще каких-то служащих девчоночек, нарочно лениво сновавших у командного аквариума. Ждали скандала, любого, да не вышло – подумал Леонтий. Незачем, да и не для чего давать пищу разговорам.

– Погоди, ты прямо сразу вот так, – придержал его Климчук. – Помозговать надо. Идейка-то ничего себе. Хороша, прямо …ть…, скажем, идейка! Стишки тоже вполне отстойные, такие как раз пойдут. Но, понятно, что не в Диснеевский сборник. Ты вот что…

– Что? – принимая делано безразличный вид, но с потаенным от волнения дыханием, спросил Леонтий. Он снова опустился в гостевое кресло, на этот раз нарочито неохотно и самую чуточку развязано. С Гошкой так и надо. Иначе, за горло возьмет, на глоток воздуха урвать не успеешь.

– Понадобится таких историек, скажем… э-э-э, штук двадцать. На небольшой альманах с садомазохистскими картинками. Не для детишек. А то от твоих сказочек подростковая шизофрения юному читателю обеспечена. Но вот тем, кто постарше, н-да, в самый раз. Только вот что – девочке дай имя, Маша, Даша, Саша, все равно. Себе возьми псевдоним, чтоб без ненужных ассоциаций, у тебя – ориентация, у меня – репутация. Еще! Родителей-середнячков смени на умеренных олигархов, дачную поездку на отдых в Ницце, соседку-старушку на эксклюзивную няню, «самсунг» на крутое «vertu». Ностальгия, великое дело, но надо учитывать реалии настоящего времени. О богатых, которые тоже плачут, все читать любят. Тут хорошим бакшишем пахнет. А я тебе аванс подкину, – Климчук, подозрительно и украдкой, бросил быстрый, но всеохватный с ног до головы, торговый взгляд на Леонтия. Утешительного ничего не обнаружил, и потому предложил: – пятьдесят тысяч, чистыми, без вычетов. Рублей, естественно. И пять… пятнадцать процентов от прибыли с продаж. Срок тебе месяц. На все про все… Идет?

– Сам идиот, – отшутился Леонтий. Предложение было щедрым и, по чести признаться, неожиданным. Потому пришлось брать музыкальную паузу на раздумье. – Двадцать историй, скажешь тоже! За месяц!

– Так ведь три уже есть. Осталось всего ничего. А мы бы запустились. У меня художники на сдельной! Понимать надо! Что тебе стоит? Еще семнадцать штук. О кикиморе из кофейной машины или… ну, не знаю.

– Не знаешь, так не говори. Полтора! Полтора месяца и ни днем меньше! – Леонтий мог исполнить просимую работу за два дня, но нужно было поддерживать реноме. За скорый и неупорный труд плата известно какая. Фиговая. – Пятнадцать процентов, оно конечно, неплохо. Только чур, никаких словесных договоренностей. Бумага, подпись, печать. За дурака не держи, не хуже твоего догадываюсь, что дело перспективное. Я ведь и к Халявскому могу отнести, он заплатит, хотя и меньше, зато у него контора надежней. И больше твоей раз в пять.

– Халявский жулик, каких мало. На бумаге экономит и на полиграфии. А у меня качество. У меня профессиональные иллюстраторы из Суриковского, это тебе не компьютерная графика, это чистое искусство, ребята призы берут. Глянец, суперобложка, тебе любой скажет – издательский дом «Кукарача» Игоря Климчука это марка!

– Мне-то что? Я не художник. Как насчет договора по форме? – осведомился небрежно Леонтий, словно бы тирада Гошки обращена была не к нему.

– Как-как!? Пи-пи-пись! Подпишем твой договор. Иди в юротдел, я сейчас позвоню, распоряжусь.

– Это серьезный разговор. Деловой, можно сказать. Ты, Игорь Петрович, гордость издательского бизнеса!

– Иди, сволочюга вымогательская. Иди по-хорошему… пока не передумал, – Гошкин хитрый глаз светился довольно и умиротворенно, рука сама собой, словно помимо воли, поглаживала свежую распечатку доморощенных псевдокибернетических страшилок.

А Леонтий шел себе по-хорошему в юротдел, шел и думал, что Гошка Климчук наверняка его сильно надул, ну уж ладно. На первый раз себе любимому простительно. Пятьдесят тысяч «налом», вдобавок сразу на руки, очень даже отличные деньги. Кто-то может и скажет – не скажет, так подумает, – тоже мне, сумма! Только этот кто-то слабо представляет себе реалии свободного художественного заработка. Чтобы на алименты хватало, на бытовые удовлетворительные нужды, да еще на распродажные «гуччи» и на оздоровление Ящера – одного места работы куда как недостаточно. И два недостаточно. И три. Вот и получалось, тут копейка, там копейка. На радио небольшой собственный эфирчик, в газетенке статейка, где предисловие черкнуть, где отозваться на событие, в одном месте подменить, в другом сбоку пристроиться, интернет-страничка, журнальная колонка – потихоньку набегало. Из грошей складывался порой неплохой доходец, словно от многих скромных источников и родников наполнялась речка, жаль только – неточный, нефиксированный, негарантированный, одним словом, творческий. Потому, пятьдесят тысяч заработать в общем-то при масштабных связях и безусловной исполнительности Леонтию было где, но чтоб вот так, в одном месте и за один раз, без лишней беготни и завуалированного попрошайничества, это выходило случаем редкостным и не обыденно удачным. «Все изменится! Все теперь изменится! Дело пойдет!» – напевал Леонтий сам про себя и о себе, пока еще очень слабо представляя, что собственно изменится в его жизни, что именно пойдет и в какую сторону. Впрочем, это было неважно. А важно, что сегодня была пятница, и был соборный – то бишь, – сборный день. В смысле день, когда Леонтий пускался в путь за гонорарами, за новыми заказами, которые требовали личного присутствия, помимо телефонных переговоров. При этом вопреки его воле, возникали некоторые ассоциации с небезызвестным поэтом Ляпис-Трубецким, торговавшим ради хлеба насущного бесконечным Гаврилой, но Леонтий мужественно отгонял нелицеприятные видения, хотя настроение портилось. Конечно, за зипунами, к примеру, можно было не ходить, можно было на карточку, дебетную – кредитную кто бы ему выдал! Но Леонтий не любил этого, предпочитал в кассе из рук в руки, по безналичному переводу когда еще получишь, процесс этот долог и нуден, и деньги вроде как не настоящие, голые, сухие цифры и больше ничего.