77

Следующим вечером члены съемочной группы, выходившие из третьего павильона, заметили стоявшую неподалеку девушку с необычайно стройной фигуркой. «Какая-то начинающая актриса», — подумали они.

По настоянию Лихонина Маруся надела большие черные очки, а волосы полностью спрятала под шляпу с широкими полями, как у Одри Хепбёрн в «Завтраке у Тиффани».

В таком виде она подошла к Овчинину, едва только тот показался в дверях павильона.

— Здравствуйте, Григорий Михайлович! — с милой улыбкой промолвила Маруся и протянула режиссеру руку в перчатке.

Овчинин растерянно пожал ее.

— Здравствуйте…

Овчинина трудно было застать врасплох, но Марусе это удалось. Осознав это, девушка, не теряя времени, продолжила свой натиск, против которого не устоял бы ни один мужчина:

— Григорий Михайлович! — Маруся слегка наклонила голову в знак признательности к знаменитому режиссеру. — А я к вам!

— Я уже понял, — против своей воли широко улыбнулся Овчинин.

— Могу я с вами поговорить? — Теперь Маруся склонила голову набок.

— Пожалуйста, — кивнул ей Овчинин.

— Здесь? — изумленно произнесла Маруся, нисколько не опасаясь, что режиссер заподозрит подвох. Он и не заподозрил.

— Ах ну да, — спохватился Овчинин. — Пожалуйста, пройдемте.

Он открыл дверь в павильон и пропустил ее вперед. Маруся окинула помещение взглядом и с удовлетворением убедилась, что в павильоне никого не осталось.

— Вот, прошу вас. — Режиссер поднес гостье стул.

— О, благодарю вас, — улыбнулась Маруся, присаживаясь.

Овчинин присел напротив.

— Вы так и не снимете очки? — не удержался он.

— Конечно. — Маруся исполнила его просьбу.

— Ого! — нескромно воскликнул режиссер. — Сударыня, да вы просто красавица! И зачем, спрашивается, потребовалось скрывать столь совершенное личико такими гипертрофированными стеклами? Очки-авиаторы — так ведь, кажется, эту модель называют?

— Возможно, — уклончиво ответила Маруся. — И спасибо, конечно, за комплимент.

— О нет, — покачал головой Овчинин. — Комплимент предполагает долю лести, я же лишь констатировал факт.

— Еще раз благодарю вас, — скромно сказала Маруся.

— Так чем, собственно, могу?.. — поинтересовался режиссер, даже не решаясь закурить в присутствии прекрасной незнакомки. — Да, и как вас, простите, зовут?

— Маруся, — не стала скрывать девушка.

— Прелестно… Маруся… — Овчинин словно попробовал это имя на вкус. — Вы, вероятно, актриса, Маруся?

— Нисколько, — покачала головой барышня. — То есть я совсем не актриса. И даже не хотела бы ею быть.

— Вы не устаете меня удивлять, я бы даже сказал — приятно удивлять, — развел руками режиссер. — Если вы мной заинтересовались и при этом вы не актриса, то я чувствую себя польщенным.

— Сейчас я вас, должно быть, разочарую, — перебила его Маруся. — Я не актриса, но то, что я вами заинтересовалась, все-таки связано с вашей профессией… Я ваша поклонница.

— Ушам своим не верю, — восхищенно всплеснул руками Овчинин. — Признаться, впервые в жизни слышу такие слова: «Я ваша поклонница». Причем от столь юной и столь обворожительной… Ну, да не буду вас больше смущать, хотя мог бы, не сходя с места, наградить вас еще десятками комплиментов…

78

— И поскольку я ваша поклонница, — невозмутимо продолжила Маруся, — то я к вам, конечно, не с пустыми руками… — Она полезла в сумочку и извлекла оттуда бутылку красного вина. — Вот, Григорий Михайлович! — Она со стуком поставила бутылку на стол.

— Что вы, не стоило, — расплылся в улыбке Овчинин.

— Стоило, стоило, — убежденно сказала Маруся. — У вас найдутся штопор, бокалы?

— Да, конечно, сейчас. — Режиссер вскочил с места и поспешно удалился за декорации. Через минуту он появился со штопором в одной руке и двумя бокалами в другой.

— Вы маг и волшебник, — с ироническим восхищением промолвила Маруся.

— Я кинорежиссер, — скромно уточнил Овчинин. — У нашего брата… — Тут он сделал паузу, поскольку откупоривал бутылку… — Готово! — удовлетворенно произнес он наконец, вытащив издавшую характерный звук пробку. — У нашего, говорю, брата, кинематографиста, всегда найдутся в закромах подобные принадлежности…

— Может, у вас и закуска найдется? — лукаво спросила Маруся.

— Боже милостивый! — Овчинин хлопнул себя по лбу. — Я с вами совсем голову потерял, дорогая Маруся… Сейчас принесу…

— Жду не дождусь, — промурлыкала девушка.

Еще через две минуты режиссер вернулся с большой тарелкой, на которой перекатывались несколько яблок.

— Замечательно, — одобрила Маруся.

Овчинин взял в руки бокал и торжественно произнес:

— Выпьем за наше знакомство, очаровательная Маруся!

— Я не против, — согласилась гостья. — Но вы можете сесть.

— Ни в коем случае! — Режиссер сделал отрицательный жест. — По такому прекрасному поводу я обязан выпить стоя.

— Однако я, с вашего позволения, останусь сидеть, — сказала девушка, беря свой бокал.

— Конечно! — гусарским голосом ответил Овчинин, после чего наклонился, аккуратно стукнул своим бокалом о бокал Маруси и залпом осушил свою порцию.

— Ну вот теперь и я могу сесть, — довольно произнес Овчинин.

Через несколько секунд его рука уже потянулась к Марусиной руке, но девушка, заметив это, непринужденно убрала ее под стол.

Режиссер осекся и чуть кашлянул:

— М-м, так вы, значит, моя поклонница?

— Я уже сказала, — сладкоголосо напомнила Маруся.

— И какая из моих картин вам импонирует в наибольшей степени? — спросил Овчинин, одновременно досадуя на внезапную вычурность своего языка.

— Конечно, «Гамлет», — немедленно ответила девушка.

— Прекрасный выбор, — одобрил Овчинин.

— Мне и пьеса всегда нравилась, — подхватила Маруся. — Особенно вот это место: «Не пей вина, Гертруда!»

— «Я пить хочу. Прошу, позвольте мне», — кивнул Овчинин. — Вам, наверно, и Шекспир в целом нравится?

— Не без этого, — согласилась барышня.

— А я, представьте, сейчас снимаю «Короля Лира»… Но до ключевых сцен еще не дошел, и даже некоторые актеры еще не утверждены… Вы, может, не поверите, но и Корделии у меня до сих пор нет…

— Охотно верю, — сказала Маруся.

— А знаете, Маруся, — продолжил режиссер, — я вот сейчас на вас смотрю и совершенно ясно вижу перед собой самую настоящую Корделию! Если бы вы согласились…

— …сняться в кино? — догадалась девушка. — Ну уж нет. Об этом и не просите.

— Очень жаль, — сказал Овчинин и вдруг схватился обеими руками за столик, так что едва не слетела посуда. — Что-то мне нехорошо… — с отчаянием прошептал режиссер.

79

В этот момент в павильон вошел Топорков.

— Ну наконец-то! — Маруся вскочила ему навстречу. — Я уже заждалась! Битый час беседую здесь о Шекспире…

Овчинин, не без усилий удерживающийся в сидячем положении, переводил отчаянный взгляд с Топоркова на Марусю.

— Что происходит? — наконец хрипло выдавил режиссер.

— А вы еще не поняли? — шагнул в его сторону Топорков. — Сейчас поймете… — И, резко изменив высоту и интонацию своего голоса, задекламировал: — «Средь нас измена! Кто ее виновник? Найти его!»

— Браво! — захлопала в ладоши Маруся. — Настоящий Гамлет! Таким я его всегда и представляла!

Овчинин усиленно замотал головой.

— Вы что-то хотели сказать? — учтиво осведомился Топорков.