ничего интересного. — Майор даже приложил ладонь к сердцу, словно хотел поклясться. — Просто какой-то… или какие-то… Наш полковник, например, называет их «бандой психов»…

— Так это уже целая банда? — покачала головой девушка.

— Вот и у меня была такая же реакция, — усмехнулся Жаверов. — Какая там банда… Попросил этот отравитель какую-то свою знакомую задержать Овчинина… Может, она и не знала, зачем ему это: задержала, а потом ушла… Конечно, хорошо было бы ее найти, но она была так одета, что лица свидетели не разглядели…

— Значит, она неспроста так оделась, — убежденно сказала Маруся. — Значит, была в курсе.

— Честное слово, Маруся, не хочется об этом и думать…

— Но это же ваша работа, — уколола его девушка.

— По-моему, с вами я имею право забыть о работе, — нашелся Жаверов, полагая, что высказал удачный комплимент. Однако Маруся не оценила.

— А по-моему, нет, — продолжала она. — По-моему, вы даже со мной не должны… забывать.

— Какая вы правильная, — произнес майор с умилением.

— Какой отравой они его отравили? — внезапно спросила Маруся.

— Отравой? — опешил Жаверов. — Откуда вы узнали?

— Вы же сами только что сказали про отравителя, — фыркнула девушка.

— Ах да, простите, — смешался майор. — Вы правы: отрава. Крысиный яд. Как и в случае с Муминым. Только там было отравленное мороженое, а тут — вино.

— И кто, по-вашему, подмешал ему этот яд в вино? Не та ли девушка?

— Кто ее знает, — почесал затылок Жаверов. — На бутылке отпечатки только Овчинина.

— А он из бутылки отхлебывал? — прыснула Маруся.

— Нет, из бокала, конечно.

— Значит, кто-то незаметно добавил ему яд в бокал? Как это возможно?

— Да, еще одна странность, — согласился майор. — Вот если бы он с кем-то выпивал… Но бокал только один, так что…

— …так что никого там больше не было, — заключила Маруся. — И ваш режиссер просто покончил с собой.

— Нет, ну это уже слишком, — усомнился Жаверов. — Вероятно, режиссер все-таки распивал с преступником. Но свой бокал тот забрал, и правильно сделал, с его точки зрения… Да-да, может, оно и так…

— А еще логичнее предположить, — добавила Маруся, — что это та самая девушка и распивала с убитым, и отравила его. Разве нет?

— Маруся, — засмеялся Жаверов, — вам можно смело идти к нам в органы. Не хотите поменять профессию?

— Нет, — мгновенно отозвалась девушка. — К представителям милиции я отношусь ненамного лучше, чем к киношникам.

Эта фраза задела майора, и он снова замолчал.

84

На следующий день на «Мосфильме» майор Жаверов встретился с артистом Носиковым, на этот раз по активному настоянию последнего. Актер позвонил майору на его рабочий номер и сказал, что у него важнейшая информация, «но это не телефонный разговор».

— Ладно, — согласился Жаверов, — я сегодня к четырем приеду на «Мосфильм», там и поговорим.

Едва завидев входящего на студию милиционера, Носиков кинулся к нему и запальчиво заговорил:

— На этот раз я просчитал уже все-превсе возможные варианты! Если убийца еще раз на кого-то покусится и при этом будет придерживаться своей прежней линии, то я точно знаю, кому именно угрожает опасность!

— Так, — спокойно сказал майор, — а теперь по порядку.

Носиков глубоко вздохнул.

— В общем, я составил список всех режиссеров. — Актер старался говорить медленно, но это у него не очень получалось. — Всех, которые сейчас работают на «Мосфильме». Включая тех, кто пока отсутствует: в отпуске там, в командировке, в больнице или еще где. Ну и тех, конечно, кто сейчас дома сценарии пишет, но в обозримом будущем приступит к съемкам…

— Понятно-понятно, — перебил его Жаверов, — можно и не так подробно.

— Короче говоря, всех учел! — не без гордости тряхнул головой Носиков. — Остался один-единственный вариант…

— Вы и насчет Овчинина то же самое говорили, — скептически отозвался майор.

— Но ведь я был прав!

— Наполовину. Про Иннокентьевского ведь забыли.

— Вот теперь точно ничего не забыл! — убежденно отчеканил актер. — То есть — никого.

— Ну и кто же этот ваш избранник? — не очень заинтересованно спросил Жаверов.

— Кинорежиссер Шара, — прошептал Носиков.

— Шара? — изумился майор. — Что за фамилия такая?

— Нормальная, — пожал плечами артист. — Это, знаете, слово такое есть сибирское — «шара». Спитой чай так называют.

— А-а, — протянул Жаверов. — Значит, не еврей?

— Кто — я? — удивился Носиков.

— Да при чем здесь вы? Я про Шару вашего.

— Не думаю. Как будто бы русский. А это имеет какое-то значение?

— Вообще-то нет, — сказал майор, — но вы заметили, товарищ Носиков, что ваш мосфильмовский «призрак» убивает только русских режиссеров? Хотя в этой профессии, насколько мне известно, куда больше евреев…

— Я как-то даже не смотрел с этой точки зрения, — задумался артист. — Но вообще все объяснимо. «Призрак» ведь расправляется с теми, кто экранизировал русскую или мировую классику. А этим в основном как раз русские режиссеры занимаются… Ей-богу, зря вы это, товарищ майор…

— Что — зря? — нахмурился Жаверов.

— Про национальность, говорю, вспомнили. Пятый пункт пресловутый. А если выяснится, что убийца — еврей? Ему и это зачтется? Что он, еврей, русских убивал?

— Товарищ Носиков, я вас не понимаю… Вы уже заботитесь о том, как будут судить непойманного преступника? Не волнуйтесь — будут судить строго по советским законам. Хотя ему в любом случае грозит высшая мера…

— Да, конечно, извините, — закивал Носиков. — Просто не одобряю антисемитизма, не могу промолчать, когда что-то такое слышу.

— Я не антисемит, товарищ артист, — строго заметил Жаверов. — Но вам, как любителю детективов, надо бы знать, что в расследовании таких тяжких преступлений, как убийство, решительно все может иметь значение. И тот, кто такие дела расследует, не должен останавливаться перед выяснением любых подробностей, вплоть до сугубо интимных. А вы тут про национальность распереживались…

— Понял, товарищ майор, — вытянулся по струнке Носиков. — Признаю свою неправоту. Разрешите докладывать дальше?

— Разрешаю, — усмехнулся Жаверов.

85

— Так вот, — вдохновенно продолжал Носиков, — почему именно Шара? Потому что, представьте, не осталось на «Мосфильме» других живых режиссеров, экранизировавших какое-либо классическое литературное произведение с мотивом убийства…

— Ядкевич, — сказал вдруг Жаверов.

— Что Ядкевич? — не понял артист.

— Я говорю: вы, пожалуй, правы, — объяснил майор, — не одних только русских он или они убивают. Ядкевич — ведь не русский…

— А может, белорусский? — ехидно спросил Носиков.

— Не думаю, — серьезно ответил Жаверов.

— Вообще-то — да, он караим, — сказал актер, — но какое это имеет значение?

— Не выражайтесь, — поморщился майор.

— Да я просто… — начал было Носиков, но тут же махнул рукой: — А, ладно… Так про Шару рассказывать или вам неинтересно совсем?

— Говорите-говорите, я слушаю, — равнодушно сказал Жаверов.

— Ну так вот, — уже без энтузиазма заговорил артист, — одно-единственное классическое произведение, экранизированное