где принялась драить все, что попадалось на глаза, и первым под мочалку пошел тот самый котел. Я мылила и терла с таким остервенением, будто пыталась уборкой загладить вину перед Эдвином за то, что не выполнила его просьбу и сбежала из дворца, оставив жену его брата без так называемой защиты.

Сама я была уверена в своем решении, но на задворках сознания мелькала мысль, что, будь Эдвин рядом, устроил бы мне хорошую взбучку. Он бы назвал это трусостью, сказал бы, что я должна справиться с собой, а не бежать, сумел бы найти аргументы. Но его рядом не было, так что…

К вечеру я свалилась на полу возле старого топчана в башне, и взгляд сам собой упал на серебряное блюдо, которое мы использовали для заклинаний дальнего зрения. То самое блюдо, в котором Эдвин когда-то показал мне армию Ансельма.

Я устроила его на коленях и принялась стирать пыль влажной тряпкой, а заодно решила проверить, как там дела во дворце. Вслед за моей рукой на зеркальной поверхности появлялись узоры из листвы и серых каменных стен. Замок стоял на месте, целый и невредимый.

Хм, а ведь оставаться здесь и наблюдать за дворцом из зеркала – это отличная идея! Если что-то случится, я приду на помощь… получается, что я вовсе не оставила замок, а просто благоразумно избавила людей от своего общества, а себя – от них.

Обрадовавшись тому, как гладко удалось все перевернуть, я стала следить за замковой жизнью с чувством исполненного долга.

Рик пыталась переспорить старшую служанку, но отчаянно уступала: Мэри приструнить было не так-то просто, это точно. С годами она стала только сварливее…

В кабинетах в башне министерств царила лень, бумаги лежали в беспорядке, многие столы, где при мне сидели писари или министры, сейчас пустовали. Глядя на это, я нахмурилась, но поспешно пустила картинку дальше. Какое мне дело до министров? Я больше не принцесса, пусть Томас и Рик с ними разбираются.

Я пролистывала коридор за коридором, потом обнаружила Нилса. Засранец разрисовывал платье старой нянечки красками, пока та храпела в кресле.

Все было так, как и полагалось. Я оставила блюдо и вернулась к уборке.

Вечером, поужинав все теми же яйцами, я развалилась на шкурах у камина и стала читать какую-то рукопись из старой коллекции Эдвина. Я хотела начать разбирать наши записи, но их было слишком много, так что я не смогла унести их из дворца.

Так и потянулись мои дни: домашние дела, наблюдение за дворцом, по вечерам чтение и практика магии. Я гуляла у любимого озера, собирала травы, приглядывала за оленьим стадом и слушала жалобы птиц. Все шло так, как и должно было идти.

Однажды я следила за дворцовыми делами и наткнулась на очередную игру Нилса. Он сбежал в сад совершенно один и теперь баловался с колодцем, повисая на веревке для ведра прямо над ямой.

Я подобралась, покрепче ухватив блюдо, будто это помогло бы удержать сына Томаса от падения.

Черта с два, ему что, за четыре года не объяснили, что колодец – это опасно?!

Он дергал веревку вверх и понемногу повисал на ней всем телом, как звонарь: наверное, ведро гремело о стены, и ему это нравилось. Вот ворот, до сих пор сопротивлявшийся давлению, повернулся, веревка удлинилась и Нилс, зацепившись за нее, перекинулся через край колодца. Мальчик балансировал, лежа на ребрах и держась за веревку, ворот под его весом медленно делал следующий оборот. Проклятье, ну должен же быть рядом хоть кто-то?

Подскочив, я лихорадочно стала соображать, что могу сделать: магические звери не успеют добраться туда так быстро, со стихиями на таком расстоянии я не справлюсь, колдунов, способных услышать мой зов, там нет… Небо, он уже летит туда!..

На моих глазах Нилс из последних сил сделал рывок наверх, чтобы ухватиться за веревку повыше и суметь соскользнуть с края колодца на ноги, но от этого коварный ворот вновь закрутился, еще быстрее. Веревка удлинилась, утягивая за собой вниз намертво вцепившиеся в нее ручки. Тонкое тельце Нилса изогнулось, одно мгновение – и его засосало в темноту колодца, будто и не было. Проклятье, нет!..

Сжимая искривленные губы, я медленно опустилась обратно на пол. Рядом кто-то должен быть, не могли же они оставить ребенка без присмотра!..

Я рыскала по саду магическим взглядом, но не нашла ни единой живой души, даже кошек. Шли минуты, Нилса не спохватились, все были заняты своими заботами, а нянька снова храпела в детской.

В конце концов стало понятно, что я единственная знаю о том, что произошло. Искать его начнут нескоро, и найдут только если он каким-то чудом уцелел и сможет позвать на помощь. Если же нет…

Перед внутренним взором всплыла картина: Томас возвращается домой и узнает от безутешной жены, что его сын пропал без вести во дворце, полном народа. Я знала, какое у Томаса будет лицо, когда он услышит об этом. Еще одна картина: через много лет колодец решают осушить и засыпать, и обнаруживают там маленький скелет давно пропавшего принца.

Меня пробила дрожь, и, не видя ничего перед собой, я выскочила из башни, в чем была, захватив только веревку.

До дворца идти много часов, а на счету каждая минута. Я не умела принимать другую форму, мне даже в голову не пришло пробовать, только в мыслях проскользнуло сожаление: если бы я умела, добралась бы быстрее.

Выбежав на поляну, я громко свистнула, вложив в рот два пальца, и вскоре ко мне вышло знакомое оленье стадо.

Я протянула руки к одному из самых крепких самцов.

– Помоги мне, друг, на кону жизнь бесценного маленького существа! – шептала я, ловя его взгляд, и животное подчинилось. Он подошел и, склонив голову с мягкими рогами, позволил мне забраться на него, а затем направился туда, куда я его попросила.

После нескольких лет езды на драконе поездка на олене без седла казалась сущим пустяком. Я держалась за поводья, наскоро сплетенные вокруг его головы, и гнала бедолагу во весь опор, но он не сопротивлялся: он знал, что мы с Эдвином также примчимся спасать его оленят.

Я внеслась за ворота дворца, не чуя собственной скорости, люди разбегались в стороны с испуганными криками, некоторые, не успевая, просто падали на землю, и олень проносился над ними.

Только оказавшись в саду, я соскочила с оленя, оставив измотанное животное отдыхать неподалеку, и бросилась к колодцу.

Склонившись над темной ямой с замершим от ужаса сердцем, я