понимании Томас, не имеющий ни малейшего понятия о магии, был не опаснее котенка, вот почему колдун осмелился подойти к нему в таком изможденном состоянии – и в этом была его главная ошибка.

Томас притворился спящим, но стоило колдуну оказаться рядом, как он бросился к нему и перекинул цепи ему через голову. Он знал, что Сирил не оставит его в живых, если вырвется, поэтому вложил в рывок все свои силы. Но много их и не понадобилось. Ветхое, почти высохшее тело не смогло выдержать натиска Томаса, обученного и сильного воина, и голова отделилась от туловища. Хотя Сирил оставался жив благодаря своим диким чарам, больше он ничего не мог сделать, и в тот же миг и поляна, и обелиск исчезли, оставив Томаса посреди леса вместе с обезглавленным некромантом.

Освободившись, король закончил начатое, разрубив колдуна на пять частей своим мечом, а затем двинулся в сторону дома. Оставлять еле дышащий труп он опасался, поэтому решил взять его с собой и предоставить право казнить его тем, у кого для этого больше способностей.

С того дня и Томас получил свое прозвище. В истории он останется для своих потомков Томасом Мракоборцем, и пусть ему самому это имя претило, мы всегда считали, что он его достоин.

Эпилог

Это событие заставило нас с Эдвином задуматься. Академия тревожила не только контуарских чиновников и колдунов-одиночек с гордым сердцем, она становилась мишенью для всего мира, куда только доходили слухи. Пришлось признать, что рано или поздно магам, которых мы обучаем, придется сражаться отнюдь не с нарушителями границ, не с армией, а с такими же отрядами колдунов. Решение было непростым, однако мы должны были начать обучать искусствам, о которых до сих пор даже не заговаривали в стенах академии.

Сирил, гнавшийся за вечной жизнью, наконец-то получил ее. Он и стал нашим первым шагом к открытию кафедры темных искусств.

Орудуя знаниями, знакомыми ему со времен плена, Эдвин сохранил голову колдуна, начисто испепелив тело, и некромант остался существовать в полузабытьи, прикованный к пьедесталу, как охотничий трофей. Его собственного потенциала не хватало даже для того, чтобы поддерживать в себе дыхание, однако тело, которое он сам лишил возможности отпускать жизнь, готово было существовать в любых условиях, причиняя запертому в нем духу страшные мучения.

Я много раз предлагала избавиться от останков, но Эдвин не желал даже слышать об этом: даровать покой Сирилу означало упустить тайные знания, хранящиеся в мозгу некроманта. Эдвин намеревался вытащить их любыми способами.

Прошел не один год, прежде чем он нашел подходящие источники энергии и соорудил искусственное туловище, к которому можно было присоединить голову. Когда Сирил пришел в себя и осознал, чем стал, он умолял нас о смерти, и Эдвин согласился оказать ему эту услугу взамен на знания. Выбора у некроманта не оставалось, каждый прожитый день был для него мучительной агонией.

Благодаря его рассказам к «Обличьям стихий» добавился еще не один том, и это были страшные знания, к которым не следовало допускать никого из ходящих по земле. Как прежний их владелец смог доверить такое сокровище Сирилу? Возможно, как и самому некроманту, ему пришлось заговорить под страхом вечных страданий.

Новые горизонты обжигали глаза и руки, однако мы с Эдвином дошли до конца и повели за собой других. К закрытым занятиям допускались лишь те из учеников, в ком мы были уверены лично, и спустя десять лет после кончины некроманта в ряды таких магов вступила и Эстер. Она долго не могла решить, по какой стезе пойти, но неожиданно для всех нас выбрала сложнейшую.

Она приняла это решение после того, как Кейси предпочла выйти замуж за барона и вести приятную семейную жизнь в богатом поместье в самом сердце Подлунных земель. Сестры были неразлучны, они уравновешивали друг друга, но после того, как Кейси уехала, Эстер отправилась противоположной дорогой, по следам отца.

Нилс… на него преступление Сирила и исчезновение Томаса подействовало неотвратимо. Те события выжгли из головы принца всякое желание заниматься колдовством, он стал остерегаться его даже сильнее, чем сам Томас. Юноша учился и упорно готовился принять трон, как и подобает принцу, как и требовал от него отец, однако стал проявлять тревожные наклонности. Он рос угрюмым, крайне подозрительным и неожиданно жестоким. Он сомневался во всем, что видел, прогнал всех своих друзей и поклонниц, вел жизнь затворника, неспособного на доверие к людям. Травмы, оставшиеся в его душе после тех событий, необходимо было залечить, поэтому после обучения Томас отправил сына в путешествия в надежной компании Эстер.

Между детьми даже после смерти Сирила сохранялась крепкая связь, и, хотя Эстер с возрастом стала олицетворением всех страхов Нилса перед колдунами, с ней одной он чувствовал себя спокойно.

Наши победы и поражения сменились победами и поражениями наших детей, и под конец жизни, который мы с Эдвином встречали вместе в старой хижине посреди серебряного леса, я не жалела ни об одном из принятых решений. После себя мы оставляли детям академию, земли, свободные от страха перед непознанным, и «Обличья стихий» – сборник из десятка томов, которые должны были вести к правде тех, кто того пожелает.

В свое последнее утро я выбралась из хижины и побрела в лес, зажав в руке подвеску с лабрадором. Старые кости протестовали, как могли, но я упрямо направляла их к дереву с дуплом, которое нашла когда-то в детстве. Добравшись до него, я подтянулась из последних сил и бережно опустила камень в дупло, где он будет дожидаться свою следующую хозяйку. На этом моя история была закончена.

Я поковыляла прочь, еще глубже в чащу.

Эдвина не было со мной уже три года, и мне не терпелось разделить с ним разгадку последней оставшейся в нашей жизни тайны. Он, паршивец, все-таки узнал ее раньше, но сегодня, среди серебряных сосен, залитых солнцем, я собиралась догнать его.