Держу курс, во рту собирается фантомный привкус кофеина, но… Ноги отказываются идти. Стою и, как баран, пялюсь на небольшой офис за стеклом — турфирма. «Марка» — читаю название на вывеске. Типа, как почтовая марка облететь весь мир. Или?.. Владельца фирмы зовут Марк.

Мне везде чудится это имя, оно меня преследует…

На стеклянной двери объявление — «Представительство турфирмы не работает по техническим причинам. По всем вопросам обращаться в головной офис». Адрес и телефон столичные… Есть ощущение, что цифры номера мне знакомы.

Постоял — и будет. Подкармливать и без того жирных демонов ложными воспоминаниями не собираюсь. Я спускаюсь в кофейню, заказываю чашку чёрного с сахаром и устраиваюсь за столиком. Выпить этот напёрсток — дело одного глотка, и я его почти делаю, но к барной стойке подходит девушка. Позабыв про кофе, смотрю на стройную длинноногую красотку с шикарными тёмными волосами и аппетитной задницей.

Ничего такая… Лет тридцать с хвостом, ухоженная. Она выглядит, как Бугатти — от неё за километр веет дороговизной… тела, волос, зубов.

У меня вообще-то есть пара! Какого хрена происходит?!

В груди мгновенно вскипают десятки чувств — что-то похожее на дежавю. Будто я когда-то уже сидел в этом кафе, за этим же столиком, и она — холёная кобылка с шикарными сиськами — тоже была здесь. Со мной? Да ну… Нет.

Я надвигаю козырёк бейсболки на глаза. Почему-то не хочу, чтобы девушка меня видела. Она пьёт кофе, болтает с баристой — аккуратно касается губами белоснежной чашки, и на посуде остаётся след от красной помады.

Мысли мечутся, как птицы в клетке — чирикают в панике, бьются о черепушку, а тело словно пригвоздило к стулу. Я парализован собственными чувствами, дышать сложно, думать сложно. Всё капец сложно!

И тут к мадам подходит мужик — он тоже «дорогой» и намного старше её. Я щурюсь, разглядывая «принца». Седина в бороде есть, бес в ребре сидит точно. А девушка, похоже, не принципиальная — у самца есть бабло, значит, можно допустить его к телу. Красавцем его не назвать, интеллект в глазах не отражается.

В том, что у парочки не дружеские отношения, у меня сомнений нет. Мужик с масленой улыбкой шепчет что-то даме, позволяет лапе как бы невзначай соскользнуть с её талии на упругую ягодицу, убирает шёлковую тёмную прядку за аккуратное ушко и снова мерзко давит лыбу.

Телодвижения седобородого мне не нравится. Это не ревность — ревную я Диану. Тут другое, и это трудно описать. Всё так, словно у меня долгое время была вещь — личная вещь, а потом я её оставил где-то — забыл и не парился, но у вещи появился новый хозяин, и стоило мне это увидеть, стало неприятно. Да, именно неприятно.

Мотнув головой, я осушаю чашку с кофе и поднимаю глаза — ни темноволосой кобылки, ни её седого коня у барной стойки уже нет. Только белая чашка со следом от красной губной помады осталась…

Я не знаю, что это было. Не знаю, кто эта девушка. Но, похоже, в этом торговом центре мне многое знакомо. Только память спит — ничего, что я мог бы конвертировать в твёрдое воспоминание.

Ни-че-го. Абсолютно.

* * *

Иваныч паркуется у жилого комплекса. Высокие дома упираются верхушками в серое осеннее небо, кованый забор, шлагбаум, охрана, а двор похож на парк с фонтаном и карусельками для детей. Тут даже свой спортивный комплекс с тренажёрами под открытым небом имеется.

— Зачем мы сюда приехали? — я выхожу из машины, осматриваюсь.

— Пойдём покажу, — Михаил ведёт меня к подъезду.

Вместо привычного тесного общественного пространства, как во всех домах типовой застройки, мы оказываемся в большом светлом холле. Не жилой дом, а просто офис нефтяной компании какой-то! И я в старом растянутом кардигане и резиновых сапогах, местами испачканными конским навозом.

Топаю за Иванычем к лифту и кожей чувствую, как на меня брезгливо пялится консьерж. Мне неловко. Я хочу провалиться сквозь землю.

— Расслабься, — советует Михаил, когда двери лифта закрываются.

— Надо было сказать, что мы в приличное место едем, — натягиваю шерстяной рукав на кончики пальцев. — Я чувствую себя бомжихой.

— Не о том думаешь, — справедливо замечает депутат.

Лифт мягко тормозит. Четырнадцатый этаж, длинный коридор, а в самом конце — дверь, которую Иваныч открывает с помощью пластиковой карточки. Карточки, блин! Он просто прижимает её к электронному замку, и — вуа-ля! — мы заходим.

Прихожая номинально отделена ковром от огромной гостиной, совмещённой с кухней. Сколько тут квадратов? Не меньше ста, наверное…

— Температура воздуха плюс двадцать три градуса Цельсия, — сообщает приятный женский голос. — Влажность шестьдесят процентов. Чтобы изменить параметры климата…

Иваныч хватает с журнального столика пульт и яростно жмёт на кнопки:

— Заколебала, — объясняет мне. — Система управления домом, мать её.

— Офигеть… — шепчу. — Это ваша квартира?

— Не моя. Её снимает Марк.

— А… Но? — у меня в горле застревают слова.

— Он живёт в столице. Там у него хатка покруче. А эта — так, переночевать, когда ко мне приезжает.

Ничего себе — переночевать! Должно быть, съём влетает Марку в копеечку с большим количеством нолей. Мне уже страшно… Редко кто зарабатывает хорошие деньги легальным способом.

— Можно водички? — я присаживаюсь на краешек белого кожаного дивана, а Михаил кивает и идёт наливать мне воду. — Вы сказали, что Марк приезжает к вам, — собравшись с мыслями, решаюсь задать первый вопрос. — Марк считал, что вы убили его мать… Вы не убивали её, да?

— Кого? Марту? — Иваныч кривится. — Эта стерва сожгла лес и тупо слиняла. Она давно хотела, чтобы сын отвернулся от меня, но ничего не работало, а это вот… сработало. Только Марта не учла, что я упёртый.

— Вы нашли её? — пью и как завороженная смотрю на Михаила.

— В деревне глухой схоронилась. Я много лет потратил, чтобы найти её, а когда это случилось, медведица была при смерти. Всё, что успел — сунуть ей в руку телефон, чтобы поговорила с Марком. Так и отошла в мир иной с мобилой у уха, — выдыхает и идёт за водой для себя.

— Это… кошмар, — моя фантазия живо рисует последний разговор матери и сына. — Значит, Марта успела во всём признаться Марку.

— Ни хрена она не успела. Марк убедился, что мамаша не сгорела в лесном пожаре — всё. Остальное мне пришлось ему объяснять. И это было долго, — Михаил напряжён, морщинка между бровями становится глубже. — Долго и непросто. Мы с мальцом всего пару лет назад окончательно помирились. Он стал приезжать ко мне, мы вместе охотились, ездили на рыбалку, — на губах Иваныча появляется тёплая улыбка, — а одну из зим он спал в этой квартире.

— Дорогая квартирка, — киваю, окидывая гостиную взглядом. — Выходит, Марк выбился в люди без вашей помощи.