В башке вакуум.

Я спускаюсь в лифте, голова трещит. Ничего я сам не вспомню. Нужен кто-то, кто расскажет — кем я был до того, как меня изрешетили пулями. И этим человеком может быть Машка…

Как же не хочется брать её за жабры! А надо.

— Федь, продиктуй телефон Марины, пожалуйста, — я сажусь в грузовичок.

— На черта? — конюх лупает глазами.

— Отпрошусь у неё ещё на час. Дело есть.

— Ты не охренел часом? — тут даже добряк-Фёдор не выдерживает. — Марина — женщина понимающая, но меру знать надо.

— Вопрос жизни и смерти, — смотрю на него с самым серьёзным выражением на лице.

— Ладно, щас дам номер Марины, — лезет в карман за мобильником. — Но я поехал на ферму. Возвращаться сам будешь.

— Без вопросов, Федь, — хриплю.

На сердце тяжко, на душе погано. Плохое предчувствие не покидает ни на секунду.

Пока добралась до «Кони-пони», прокляла всё на свете. Мой сегодняшний лук — мой личный ад. Вспотела, как лошадь — пришлось расстегнуться и, конечно, я тут же замёрзла.

Буду знать, как врать маме…

Я захожу в будку-проходную. Баб Маши на месте нет. Беру ключ от домика для персонала и топаю к двери. Настроение: не подходи — убью. Приходится нести его с собой на работу.

И тут — опа! — Михал Иваныч собственной персоной. Стреляю в него взглядом калибра 7,62 и хочу пройти мимо, но он ловит меня за запястье.

— Я тебя ждал, Дина, — признаётся не предвещающим ни фига хорошего тоном.

— Зачем? — освобождаю руку и на всякий случай отступаю.

— Поговорить надо.

— Говорите.

— Не здесь.

Поёжившись не то от холода, не то от пронзительного взгляда Иваныча, я кошусь на конюшню — у входа трётся наш инструктор по верховой езде. А ещё мы с Михаилом стоим рядом с проходной в разгар утра — кто-то обязательно придёт на работу…

— Или здесь поговорим, или вообще не поговорим, — заявляю в ультимативной форме.

— Ты боишься меня, что ли? — Иваныч хмыкает.

— Опасаюсь, — признаюсь честно.

Чем закончилась история с Мартой, мне не известно. И вообще после прошлого нашего разговора в ЦУПе моя тётушка напридумывала себе всякой ерунды. В лоб она меня ни в чём не обвиняла, но по её лицу было видно.

— Я ответа жду, — давит Михаил.

— Будем считать, что ничего не слышала, — бросаю в ответ и собираюсь свалить, но он снова ловит меня за руку. — Да отпустите вы меня! — я повышаю голос, и татуированные пальцы разжимаются.

— Не ор-ри! — тихо рычит Иваныч. — Хочешь или нет, но поговорить придётся.

По глазам его вижу — думает, что я услышала лишнее, и не отстанет. А я ничего такого в том телефонном разговоре не уловила. Ни имён, ни конкретики. Но есть одно ма-а-альнькое «НО» — я в курсе, о чём шла речь. Михал Иваныч хотел бы рассказать Марку, кто он такой, только что-то его сдерживает.

Хм-м-м… Возможно, нам стоит это обсудить.

— Окей, давайте, поговорим, — сморю на Михаила, стараясь скрыть волнение, но потроха дрожат. — Это вы убили Марту? — спрашиваю в лоб.

Он меняется в лице, молчит, а потом щурится и тянется в карман за сигаретой.

— Он всё вспомнил и рассказал тебе? — подкуривает.

Как ловко у Иваныча вышло… Не Марк, не мой сын, а «он». Не зря депутатский хлеб ест — мастерски уходит от прямых ответов.

— Нет, он ничего не вспомнил, — я достаю из сумочки коготь и демонстрирую его Михаилу. — Эта штука мне показала… некоторые сюжеты из его жизни, — делаю ход конём.

— Не знал, что амулет может такое, — признаётся Михаил.

Мы оба понимаем, что нашли общий язык. После моего заявления у Иваныча не должно остаться вопросов. Зато у меня их куча.

— Я тоже не знала, — киваю. — Почему вы молчите? Почему не расскажете Марку, кто он.

— Не могу, — Иваныч скуп на объяснения. — А почему — узнай у Тамары.

Я открываю рот, чтобы спросить причём тут ветеринарша, но дверь проходной распахивается, и она собственной персоной заходит на ферму.

— Какие вопросы ко мне? — смотрит на Иваныча, на меня. — Спрашивайте, а то мне прививки лошадям делать. Времени в обрез.

Стоим, жуём молчание, как жвачку. Я бы спросила, но тема деликатная и нужно сообразить, как сформулировать вопрос.

— Дина всё знает, — Иваныч меня опережает.

— А-а, даже так? — у Тамары глаза круглые.

— Ты давай объясни человеку, какого хрена запрещаешь мне рассказывать Марку правду, — в голосе Иваныча слышится упрёк.

— Что за формулировка, Миша? — она закатывает глаза. — Хочешь — иди и расскажи ему всё. Но только потом не надо бежать ко мне с воплем «всё пропало!».

— Что пропало? — я лупаю глазами и вообще ничего не понимаю.

— Судя по всему, Марк несколько суток находился под действием психотропного вещества, — объясняет ветеринарша. — Из-за него он не мог поменять ипостась — оставался медведем. И из-за него же потерял память. Этот препарат строго рецептурный. Даже людей от него плющит жёстко, а для оборотня это почти яд. Живучий у тебя сын, — смотрит на Михаила. — Накачали дрянью, расстреляли, а он живёхонький.

— Тебе спасибо, — бурчит отец живучего оборотня.

— Это да, — Тамара вздёргивает подбородок. — И пускать мой труд псу под хвост не советую. Марк ещё не пришёл в норму, и сильный стресс для него крайне опасен. Если он вспомнит, чем занимался и как жил… — замолкает. — Да у него сердце остановится, — заключает она, и сердце едва не останавливается у меня. — Подождём, пока яд выведется из организма. К спячке как раз успеет, — разводит руками. — Там даже рассказывать ничего не придётся. Захрапит ваш мишка и всю свою жизнь во снах за зиму пересмотрит. Как кино.

Остановите землю, я сойду. Психотроп, спячка, шокирующая деятельность Мёда… Что?

— Видать, не всё она знает, — Иваныч наблюдает за мной, докуривая сигарету.

— Видать… — шепчу. — Можно, подробнее?

— Можно, — соглашается Михаил. — Смотаемся с тобой кое-куда, сама увидишь.

— Но я… — бормочу, поглядывая на ЦУП. — Ладно, смотаемся, — соглашаюсь рискнуть.

— В машине тебя жду, — Иваныч выбрасывает бычок в урну и выходит с фермы.

У меня голова кругом. Я совершенно ничего не понимаю.

— Чего замерла? — Тамара тормошит меня за плечо.

— А? — встрепенувшись, смотрю на неё, а перед глазами туман. — Надо тётю предупредить, что… — прикусываю губу, жмурюсь.

Что я поехала кататься с её мужиком, ага. Вообще не вариант.