litbaza книги онлайнИсторическая прозаЦарский угодник - Валерий Дмитриевич Поволяев

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 38 39 40 41 42 43 44 45 46 ... 176
Перейти на страницу:
попался. Он вообще как в воду канул, словно бы его никогда и не было.

Чиновник для особых поручений при министре внутренних дел статский советник Красяльников представил Маклакову вырезки из французских газет, которые министр передал по принадлежности в Департамент полиции, а в этом ведомстве другой аккуратный чиновник подшил в дело.

«Распутин, по-видимому, умер. Любопытна личность бандита. Умер человек, имевший необыкновенное влияние в России», – в один голос заявило несколько французских газет.

А Распутин был жив, он жил, болтаясь между небом и землей, крепкое, жилистое тело его не хотело сдаваться, гной сочился из раны не переставая, тек, будто вода из крана. Распутин мучился, стонал, хватал черным ртом воздух, находился почти все время без сознания, но когда врачи заговорили еще об одной операции, на этот раз более серьезной, он, словно бы что-то чувствуя, открыл мутные, воспаленные глаза и облизнул языком сухие губы.

– А вы меня не зарежете?

Голос его был таким, что у врачей по коже невольно пробежали мурашки, даже у опытного тобольского профессора, отмеченного высоким орденом, кадык покрылся гусиной сыпью. Они тревожно переглянулись и на вопрос не ответили – непонятно было, в сознании находится Распутин или нет. Тогда Распутин повторил вопрос – он был в сознании.

У постели теперь круглосуточно дежурила Ангелина Лапшинская – ей Распутин доверял, – которую журналисты, осевшие в Покровском, почему-то упорно величали Аполлинарией.

Были получены сочувственные послания от министра внутренних дел Н.А. Маклакова, министра иностранных дел С.Д. Сазонова и других высоких лиц. Знаменитый борец Иван Заикин прислал телеграмму: «Молю Бога об укреплении Вашего душевного и физического здоровья».

К телеграммам Распутин отнесся равнодушно – они никак не облегчили его боль, да и не до них было.

Распоряжение губернатора о том, чтобы «старца» перевезли в Тюмень, не было выполнено, пароход «Ласточка», зафрахтованный для этой цели, простаивал – Распутина в таком состоянии везти было нельзя. Но и оставлять его в Покровском тоже было нельзя: дом – это не больница, дома даже дети мешают.

– Век бы вас не видел! – в жару, с закрытыми глазами, едва дыша, цыкал на детей «старец». – И тебя, жена!

Феонию Гусеву, в отличие от Распутина, благополучно перевезли в Тюмень, поместили в отдельную камеру. «Даже тюрьма для тебя – персональная», – подчеркнул следователь. Феония вновь замкнулась в себе, перестала говорить, к еде не притрагивалась, сутками лежала на койке и, не мигая, смотрела в потолок.

Следователь засомневался: в своем ли уме Феония? Вызвал врачей для освидетельствования. Врачи нашли у Феонии совсем не то, что ожидал следователь, – чахотку. С головой у нее все было в порядке – допекли обычная подавленность, безразличие, нежелание жить. Легкие у Феонии догнивали, и суди ее, не суди, дорога у Феонии была одна – в деревянный ящик.

Было от чего озадачиться молодому следователю, он даже похудел от неожиданного известия.

Газеты – не только петербургские и московские, а всей России – начали наперебой печатать афоризмы, цитаты, высказывания, ругань Распутина: Распутин сделался куда более популярным, чем до покушения.

Речь у него была, конечно, особая, ни на что не похожая, корявая, очень заковыристая и убедительная – он иногда умел найти и ввернуть такое словцо, которое не мог отыскать даже заядлый книгочей; при всей своей корявости речь Распутина была красочной.

Петербургские поклонницы, плача, переписывали в свои альбомы афоризмы Распутина – они верили газетам, думали, что кумир их умер, но кумир еще держался, хрипло дышал и цеплялся за жизнь.

«Великое дело – быть при последнем часе больного: увидишь смерть болящего и невольно помянешь мирскую суету и получишь две награды; посетишь больного, и в это время земное покажется обманом, просто сеть беса».

Вроде бы и бессмыслица, но смысл в этой рубленной топором, сплошь в занозах фразе есть. Вообще-то, Распутин это вроде бы о самом себе сказал.

«И явится страх, и видишь – друзья остаются, скажешь себе: где и куда все земное? И помянем даже молодость и юность, потому что смерть не спрашивает ни старости, ни молодости, ни мужества, и ни быстроты ног, и ни знатности иереев и епископов, и знатницы нипочем, и откуп не имеет цены».

А вот еще одно высказывание, очень любимое юными гимназистками, с надеждой смотрящими в будущее: «Потешные, как ангелы между херувимами, – смотришь вот и видишь в юношах, как они показывают в себе будущую защиту всех нас. Только бы в них сохранить веру. Эти потешные, что стена каменная, где мы за ней спрячемся.

Когда потешные идут, то на них с умилением смотришь, и без слез нельзя. Великое торжество от них получается».

Барышень приводил в восторг не только образный строй распутинских афоризмов, а и слог, стиль – сами они никогда бы не смогли так высказаться и тем более так написать.

Из Петербурга в Покровское прибыл знаменитый доктор Гагенторн – сердитый человек, известный, как и Распутин, – покровцам сказали так – самому царю и царице: бывало, он шикал на них, а к премьеру Горемыкину вообще открывал дверь ногою и кричал на него. Опытный врач, ничего, кроме медицины, не признающий, Гагенторн, прежде чем осмотреть Распутина, вытолкал под лопатки тобольского профессора сердитым криком:

– Пошел вон! Шаркун паркетный! Нечего тебе тут делать! Понавешал тут на себя! Вместо ордена лучше бы стетоскоп повесил!

Состояние Распутина он нашел не совсем уж безнадежным, но ниже удовлетворительного и велел готовить «старца» к отправке в Тюмень.

– Среди мух ему лучше не станет! – Гагенторн брезгливо поджал губы. – Развели тут мух!

На пристань Распутина надо было нести на руках – мягко, без рывков и раскачивания, в селе нашли солдатские носилки, привезенные еще с японской войны, подготовили их.

Через сутки Распутин почувствовал себя лучше, с глаз его сползла мутная красноватая пленка, и лицо перестало дышать жаром. Ему сообщили, что покушение действительно организовал Илиодор, он – главный закоперщик, а Феония – почти никто, седьмая спица в колеснице, обычная исполнительница. Главный закоперщик Илиодор утек невесть куда. «Старец» неожиданно приподнялся на подушке и хрипло, с клекотаньем рассмеялся:

– Значит, бежал Илиодорка? – Похоже, он не верил, что Илиодор, Божий человек, может сам докатиться до убийства. – М-да. Значит, суда испугался, арестуют, думал. Давно я его знаю, давно… Приятели когда-то были, да он зазнался сильно. Стал с нехорошими просьбами приставать, а тут еще от Бога, от паствы отказался… Да и сам от себя, пожалуй.

Настроение у Распутина поднялось.

Газета «День» без всяких комментариев опубликовала найденный где-то распутинский автограф, клочок бумаги, на котором крупными, корявыми, знакомыми многим буквами было выведено с ошибками: «Ежели прощать собаке Серьгу Труганова, то он, собака, всех съест».

Труфанова Распутин звал Тругановым.

– Кто это тут регочет? – прорычал Гагенторн, входя в комнату.

Распутин оробел:

– Я.

– А ну, на место! – как на собаку, прикрикнул Гагенторн, и Распутин покорно повалился на подушку. – Распущенность вселенская! – прорычал Гагенторн. – Что хочу, то и

1 ... 38 39 40 41 42 43 44 45 46 ... 176
Перейти на страницу:

Комментарии
Минимальная длина комментария - 20 знаков. Уважайте себя и других!
Комментариев еще нет. Хотите быть первым?