Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Царь любит такие рассказы. И царица Александра Федоровна любит. И царенок Алексей, к которому Распутин питает слабость – как увидит его, так в груди рождается невольное тепло и в висках возникает тепло, вызывает жалость: за что же природа так неласково обошлась с этим милым пареньком? То он хромает, то ни с того ни с сего у него подскакивает температура, то вдруг царапина никак не хочет заживать – все сочится, не засыхает, то голову начинает сжимать железным обручем…
Сам Распутин чувствует в себе силу, которую дал ему Симеон Верхотурский, силы этой у Григория раньше не было, а сейчас есть, он начал ее ощущать: проведет руками по голове Алексея – и у того болей как не бывало, улыбается паренек, сияет глазами. Боль Григорий может утихомиривать и на расстоянии, и не по телефону…
Распутин снова впал в больную одурь – видел себя сидящим на сундуке с грехами, чистенькую скатерть перед собой и Симеона Верхотурского, Симеон требовал, чтобы Григорий выложил свои грехи на скатерку, пересчитал, а Распутин сопротивлялся. Тогда Симеон пригрозил, что лишит его святого дара, и Распутин, не выдержав, заплакал, что нужен царю с царицей до тех пор, пока умеет делать то, чего не умеют другие, как только лишится этого дара, то лишится и их благосклонности. Впрочем, царя он и в грош не ставил, но главным для него был не царь, а царица, – мужик и командир в романовском доме… Когда Распутин отплакался, Симеона уже не было – святой человек исчез!
– Где я? – слабо прошептал Распутин и ничего не услышал в ответ. Плавали только перед ним красные и зеленые воздушные круги, совершенно невесомые, как облака, цеплялись друг за друга, среди кругов этих Распутин увидел людей, пригляделся к ним – знакомых лиц не было, люди были чинные, приветливые, над головами у них плавали небольшие золотые колечки. Распутин понял – святые. И еще понял, что он умирает. – Разве я умираю? – неверующе прошептал он и по-настоящему испугался: а ведь действительно умирает!
Неожиданно он услышал тихий, ясный голос и не сразу понял, что говорит Симеон Верхотурский:
– Прости всех, на кого имеешь зло, Григорий!
– Прощу, – пообещал Распутин.
– И молись, молись, молись все то время, что тебе осталось жить!
– Будет исполнено!
Наверное, поэтому он ходатайствовал перед губернскими властями, чтобы смилостивились над Феонией. Илиодорку тоже надо было простить. Очнувшись в очередной раз, Распутин спросил:
– А что Илиодорка?
– Пока в бегах. Не поймали.
– Охо-хо. Где хоть бегает-то?
– Одни говорят – на Кавказе, другие – в Крыму.
– Ладно. – Распутин вздохнул.
В Департаменте полиции появился секретный агентурный документ, добытый сотрудником, внедренным в редакцию «Волго-Донского края» – газеты, издававшейся в Царицыне. В редакцию неожиданно пришло письмо от Илиодора – собственно, это не письмо было, а статья, хоть и наспех написанная, но пространная, с подробностями, со своей сюжетной линией – все-таки у Илиодора имелся литературный дар.
Секретному агенту удалось снять копию не только со статьи, но и с записки, положенной в конверт. «По написании статья за спехом не прочтена. Могут быть всякого рода ошибки, описки. Прошу исправить. Илиодор».
В записке было указано место, где сейчас пребывал Илиодор: Норвегия, город Христиания <cм. Комментарии, – Стр. 163…Норвегия, город Христиания…>. Вон куда занесло беглого монаха! Его ищут на Кавказе, в Одессе, говорят, чуть не поймали – еле удрал проповедник, привычно переодевшись в дамское платье, буквально из рук полиции выскользнул, и то благодаря полоротости какого-то унтера, а он – в Норвегии!
Статья называлась: «Мытарства злополучного беглеца». «Почему, когда, как и куда совершилось бегство?» – спрашивал сам себя Илиодор и пространно отвечал на этот вопрос. Сотрудники в редакции схватились за головы – это какая же удача подвалила! Всех в России обыскали, даже блистательных петербургских репортеров! Всех заставили умыться! Редактор на радостях заказал в ресторане стол для всех сотрудников, хотя еще не предполагал, что с публикацией у него возникнут трудности и он не раз обругает Илиодора – лучше бы монах не присылал свою статью! Илиодор писал:
«За границей, в иной земле, когда нет около тебя человека, с которым ты мог бы побеседовать час-другой на родном языке, как охотно перо просится в руки и быстрее и ладнее скользит по бумаге…
Я воображаю, сколько разной разности, порой причудливой и странной, напечатали газеты разного направления по поводу моего бегства.
Воображаю только, но не знаю, потому что я с 4 июля, то есть с того дня, в который полиция открыла мой побег из “Новой Галилеи”, и до сегодня не читал ни одной газеты. Не читал отчасти из тактических соображений – был в дороге, а потому не желал обращать на себя чтением газет лишнего внимания публики. Не читал еще и в силу сложившихся неблагоприятных условий: мне пришлось более путешествовать по иным землям – Финляндия, Швеция и Норвегия, где русских газет и днем с огнем не сыщешь, а иностранных газет я, по незнанию мною иных языков, читать не мог».
Кстати, именно в это время «Петербургская газета» опубликовала заметку «По пятам за Илиодором»: «Илиодоровцы получили известие, что Илиодора в Одессе едва не поймали. Илиодор поспешно выехал на Кавказ».
А в Царицыне в те дни появился мрачный вислоусый человек в лаковых туфлях и узких, в яркую полоску брюках. Он зашел в церковь, где молились илиодоровцы, впустую поцыкал зубом, выражая свое отношение к молитве, толкнул локтем пышную старуху Никитину – вдову купца:
– За кого, бабка, молишься?
– За хорошего человека, чистого и святого – за Илиодора.
– За монаха, что ль?
– Ну!
– Молись, молись! Его скоро на виселицу поведут.
– Окстись! За что?
– Аль не знаешь?
– Его что, поймали?
– Два дня, как уже словили!
– Ах-ха! – Бабка в ужасе вскинула накрахмаленные юбки и чуть не повалилась на пол.
– Повесят, бабка, это уже решено! Один вопрос только открытый остался: за ноги или за шею?
– Ах-ха! – У старухи Никитиной перехватило дыхание. Народ, собравшийся в церкви, заволновался – в собор словно ветер ворвался; сообщение, принесенное вислоусым одесситом, повергло богомольцев в уныние.
А Илиодор, оказывается…
«Я убежал за границу, – сообщал Илиодор, – сейчас живу в столице Норвегии, Христиании, в гостинице «Internationale».
Далее Илиодор признавался: «Скажу откровенно, что к покушению на убийство “старца” Распутина я совершенно не причастен.
Одно время мне было даже известно, в какой форме мои почитатели хотели наказать этого гада: именно они собирались просто-напросто отрезать у “старца” детородный член, отрезать за то, что “старец” кощунственно проповедовал и проповедует, что он-де своим членом снимает у женщин блудные страсти и изгоняет у них блудных бесов. Собирались, но не сделали потому, что их намерения открыл “старцу” некий предатель-бродяга И. Синицын;