— Что мы теперь будем делать? — негромко спросилаона.

— Могу сказать, чего мы точно не будем делать. Мы непойдем у него на поводу, — сказал Мэтт. — «Как подобаетджентльменам». Он мразь, а не джентльмен. Это ловушка.

— Разумеется, ловушка, — горячо подхватилаМередит. — Он дождался, пока мы узнаем, как с ним справиться, и теперьхочет разделаться с нами поодиночке. Ничего не выйдет!

Тем временем Бонни с растущим беспокойством наблюдала заСтефаном. Пока Мэтт и Мередит обменивались негодующими репликами, он сбезучастным видом складывал листок и засовывал его обратно в конверт. Потомвыпрямился и принялся рассматривать конверт, не обращая никакого внимания напроисходящее. Выражение его зеленых глаз напугало Бонни.

— Мы можем использовать его план против негосамого, — говорил Мэтт. — Правильно, Стефан? Ты-то что думаешь?

— Я думаю, — медленно, тщательно выговариваякаждое слово, сказал Стефан, — что, когда стемнеет, я пойду в лес.

Мэтт кивнул. Как настоящий нападающий футбольной команды, онначал разрабатывать план:

— Тогда так. Ты идешь и отвлекаешь его. А мы втроем…

— А вы втроем, — так же медленно сказал Стефан,глядя на него в упор, — идете домой. В свои постели.

Наступившая пауза показалась Бонни бесконечной. Ее нервыбыли напряжены до предела. Все остальные молча глядели на Стефана.

Наконец Мередит сказала ровным голосом:

— Видишь ли, в постели будет довольно трудно егопоймать. Разве что он окажет нам любезность и сам нас навестит.

Ее слова разрядили напряжение, и Мэтт, с облегчениемпереведя дыхание, сказал:

— Все в порядке, Стефан. Я понимаю, что ты чувствуешь…

Но Стефан оборвал его:

— Я говорю совершенно серьезно, Мэтт. Клаус прав, этодело касается только нас двоих. Он хочет, чтобы я пришел один, а иначе ончто-нибудь сделает с Кэролайн. Значит, я пойду один. Это мое решение.

— Ты пойдешь на свои похороны, — выпалила Боннипочти в истерике. — Стефан, ты спятил. Ты никуда не пойдешь.

— Ты ошибаешься.

— Мы тебя не пустим…

— Что-что? — спросил Стефан, глядя на нее вупор. — Ты думаешь, что сможешь меня остановить?

Повисла очень неуютная пауза. Бонни смотрела на Стефана ивидела, что он меняется прямо у нее на глазах. Лицо как будто заострилось.Поза, в которой он стоял, словно специально предназначалась для того, чтобынапомнить об упругих литых мышцах, скрытых под его одеждой. Мышцах хищника. Онсразу стал каким-то далеким, чужим. Страшным.

Бонни отвернулась.

— Давайте рассуждать здраво, — сменил тактикуМэтт. — Не будем решать сгоряча и спокойно все обсудим…

— Здесь нет предмета для обсуждения. Я пойду. Вы непойдете.

— Ты не имеешь права, Стефан, — сказала Мередит, иБонни поблагодарила ее про себя за спокойствие в голосе. — Ты сказал, чтосможешь порвать нас на мелкие куски. Никаких возражений. Мы уловили твою мысль.Но после всего, что мы вместе пережили, у нас есть право хотя бы услышатьвнятные объяснения перед тем, как ты туда помчишься.

— Ты же сам говорил, что эта война напрямую касается идевушек, — добавил Мэтт. — Когда ты успел передумать?

— Когда узнал, кто убийца, — сказал Стефан. —Клаус появился здесь из-за меня.

— Ну что за бред! — воскликнула Бонни. —Хочешь сказать, что это ты заставил Елену убить Катрину?

— Я заставил Катрину вернуться к Клаусу! С этого всеначалось. И Кэролайн впутал в эту историю тоже я. Если бы не я, она никогда невозненавидела бы Елену и не стала бы крутить с Тайлером. Так что у меня естьдолг и перед ней.

— Тебе просто очень хочется в это верить, — почтизакричала Бонни. — Клаус ненавидит нас всех! Неужели ты думаешь, что онтебя отпустит? Неужели ты думаешь, что он оставит в покое нас?

— Нет, — сказал Стефан и ножом Мэтта принялсяостругивать стоящую возле стены ветку ясеня, превращая ее в прямое белое копье.

— Молодец. Хочешь схватиться с ним один на один? —яростно сказал Мэтт. — Разве ты не понимаешь, что это идиотизм? Тыпрямиком угодишь в ловушку, которую он подстроил! — Он сделал шаг кСтефану. — Если ты думаешь, что мы втроем не сумеем тебя остановить…

— Не надо, Мэтт, — низкий ровный голос Мередитпрорезал комнату. — Ничего хорошего из этого не выйдет. — Стефанпосмотрел на нее и прищурился, но она встретила его взгляд спокойно иуверенно. — Ты решил встретиться с Клаусом лицом к лицу, Стефан. Хорошо. Но,перед тем как ты уйдешь, давай позаботимся о том, чтобы у тебя были хотькакие-то шансы. — Она стала с невозмутимым видом расстегивать пуговицысвоей строгой блузки.

Бонни стало не по себе, хотя всего неделю назад онапредлагала Стефану то же самое. «Боже мой, тогда, по крайней мере, мы былинаедине», — подумала она. Но потом пожала плечами. Наедине, на людях —какая, в сущности, разница?

Она посмотрела на Мэтта, который тоже явно был ошарашен. Нопотом его брови нахмурились, и на лице появилось то упрямое, непрошибаемоевыражение, которое приводило в бессильную ярость тренеров команд-противников.Голубые глаза встретились с ее глазами, и она кивнула, выпятив подбородок. Неговоря ни слова, она расстегнула свою легкую ветровку, а он стянул с себяфутболку.

Угрюмый взгляд Стефана, пытавшегося скрыть потрясение, бегалпо троим людям, которые раздевались прямо у него в комнате. Потом он помоталголовой. Белая ветка стояла перед ним, как копье.

— Нет.

— Не будь идиотом, Стефан, — огрызнулся Мэтт.Несмотря на царившую сумятицу, Бонни не могла не залюбоваться его обнаженнымторсом. — Нас трое. Ты можешь взять много, не причинив вреда никому изнас.

— А я говорю: нет! Ради мести, ради того, чтобыбороться злом против зла, ради чего угодно — нет! Я надеялся, что хоть ты меняпонимаешь, — Стефан посмотрел на Мэтта с горьким упреком.

— Я понимаю, что ты идешь на верную смерть! —крикнул Мэтт.

— Он прав! — Бонни прижала костяшки пальцев кгубам. Предчувствие пробивалось через защиту, которую она выстроила. Бонниочень не хотела впускать его в себя, но ее силы наконец истощились. Оназадрожала, когда, проникнув в ее сознание, в голове зазвучали слова.

— «Никто не может встать у него на пути и быть живым», —с мукой в голосе произнесла она. — Так сказала Викки, и она была права. Я чувствуюэто, Стефан. Никто не может встать у него на пути и быть живым!

Всего одну секунду ей казалось, что Стефан ее услышал. Нопотом его лицо снова стало чужим, и он холодно сказал:

— Это не ваша забота. Предоставьте решать мне.

— Но если нет никаких шансов… — начал Мэтт.