получает истинное удовольствие от таких вот представлений. Ай да Генрих Фридрихович! Ловок! При всех поставил на место вздорного и отличавшегося злым языком Голицына. Вот вам и "квартирмейстерские игры с этим бароном", "дурацкие задумки" и всё прочее, брошенное неосторожно генералом и к тому же прилюдно. Уел, так сказать, уел!»

– Иван Фёдорович, у вас ещё вопросы по поводу так называемой «прогулки» егерей полковника Егорова остались? – ласковым голосом «дожимал» Голицына главный квартирмейстер.

– Нет, у меня, у меня нет, помилуй бог, но я же ведь не знал, – лепетал бледный генерал. – Если бы я был посвящён, тогда конечно… А так ведь… – И он опустил глаза вниз, явно проклиная в душе тот час, когда вздумал пикироваться с этим хитроумным и коварным немцем.

– Ну ладно, ладно, со всяким бывает, – постарался смягчить всю эту ситуацию Репнин. – Главное то, что в итоге всё было сделано в лучшем виде. Фельдъегерскими курьерами донесения о наших удачных поисках вместе со знамёнами уже убыли в столицу. Серебро и золото захваченной турецкой казны пересчитано и оприходовано для нужд армии. Теперь осталось ждать благодарности сверху за доблестный труд всех участников задунайских поисков. Ну а теперь, господа, давайте-ка пройдёмся по злободневным текущим делам и посвятим вас во все наши планы.

– А не нужно было интриговать, Алексей, супротив главного органа управления всей армии, – поднял палец вверх шагающий рядом с Егоровым барон. – Что же ты думаешь, просто так я представителя древнейшего рода да как шкодливого котёнка перед всеми в его же, извиняюсь, испражнения потыкал? Многие «титульные», получив генеральский чин, начинают считать себя пупом земли, эдаким барином на удельных, поместных землях. Думают, что им теперь творить что они захотят позволительно, что всё вокруг только для них, и что теперь можно вовсе даже не выполнять разработанные умными головами и утверждённые высшим руководством задачи и планы. Так что и другие посмотрели на сегодняшнюю экзекуцию и на примере Голицына теперь уже пять раз подумают, а нужно ли им вообще связываться с этими квартирмейстерскими? Не слишком ли больно будет, когда им так же вот прилюдно нос прищемят?

– Ваше превосходительство, сколько я вас лет знаю, а всё никак привыкнуть к вам не могу, – признался Егоров. – Чувствую себя порой мелким школяром перед искушённым и опытным учителем. Или вон как сегодня, просто оружием в умелых руках.

– Причём хорошим оружием! Острейшим! – усмехнулся фон Оффенберг. – Только вот не надо сейчас говорить, что я использую тебя втёмную как хочу в своих интригах. Ты для меня, признаться, дорог, Алексей. Я тебя ценю и как хорошего командира, и как близкого мне человека, с которым у меня очень многое связано в этой жизни. Да и вообще, ты не забыл, за что я тебе Гольбейн подарил в самом начале нашего знакомства? В моих достижениях и в моих заслугах перед Отечеством – есть и твои труды, и твоя кровь. Поэтому совсем не удивительно, что твои враги, они же оказываются и моими тоже. Ну, теперь одним стало уже меньше. Фарханг уничтожен, а беслы навсегда выбиты из неприятельского стоя. Ничего не скажешь – хорошие воины эти чёрные волки, лучшие из всех тех, что были у турок. Но теперь они уже не будут нам мешать в грядущих событиях. Пусть даже их и осталось где-то два-три десятка недобитков. После этого позора с утратой знамени, вернее даже сказать – знамён, казны и всего прочего их учесть весьма незавидна.

– Дорого нам эти враги обходятся, ваше превосходительство, – мрачно проговорил Алексей.

– Да, я разделяю твоё горе, – вздохнул барон. – Знаю, что погибший Курт Шмидт был тебе как брат. Помню его ещё белобрысым пареньком оружейником из Бухареста. Вот ведь судьба какая, сколько крови эти беслы пролили. – И покосившись на Егорова, постарался перевести тему. – Ты по итогам Задунайских поисков, Алексей, напиши-ка представление на особо отличившихся офицеров. Глядишь, и ещё кому-то улыбнётся более высокий чин получить, орден, ну или те же премиальные. Да, кстати, по поводу османской казны, тоже имей в виду, подготовлена бумага для светлейшего и подобная ей ещё и в главное казначейство. За отбитие таких больших ценностей у неприятеля вам тоже солидные призовые выплаты причитаются. Время, конечно, сейчас непростое, государство изнурено столь длительно ведущейся войной, и у него каждая копейка на счету. Но тут уж, как говорится, сам Бог велел с добытчиками делиться. Вопрос только, какая часть из отбитого вам причитается? Будем ждать решения сверху. И чтобы в тоску не впадать, давай-ка продумай, как организовать дозорную службу на той стороне. Имей в виду, с этими недавними поисками на правом берегу Дуная у нас ничего ещё не закончилось. Впереди самая решающая фаза борьбы с турками. Или мы их добьём в это лето, или война плавно перейдёт на следующий год, а это сам понимаешь какая тяжёлая ноша для страны и реки пролитой крови. Вон опять рекрутский набор для центральных губерний недавно объявили. Армии нужны деньги и солдаты, очень много денег и солдат! И есть очень серьёзные игроки, которые заинтересованы, чтобы текущая война продолжалась как можно дольше, ослабляя две империи. И эти игроки всё более и более начинают в последнее время себя проявлять. Но об этом мы с тобой поговорим уже в следующий раз. А пока давай прощаться.

Фон Оффенберг обнял Егорова и заскочил в открытую дверцу кареты. Кучер гикнул, и она, переваливаясь в колее, покатила по грязной разбитой дороге. Мимо полковника проскакали три десятка казаков из конвоя.

Лёшка постоял немного, вздохнул и направился в расположение своего полка.

Глава 2. Не уступим, дожмём турку!

– Нельзя, братцы, не положено, – бубнил за парусиновым пологом часовой. – Ну чего вы, в самом деле, сейчас начальство увидит и такой хай поднимет, всем достанется! Вы-то сами сбежите, а вот мне пару штрафных караулов прицепят.

– Да не боись, Кирюха, мы только узелок передадим и чуток пошуткуем со своими, – уговаривали караульного егеря. – Ну ты сам посуди, каково им тут словно привязанным лежать. С тоски ведь помрёшь! Ты давай-ка не гоношись, вон под навес свой лучше встань и в другую сторону отвернись, как будто вовсе не заметил нас, а мы в это время за полог прошмыгнём.

– Ну не положено, братцы, в шатёр залезете – тогда уж точно на гауптвахту всех посадят, – противился часовой. – Вы узелок свой под навесом лучше оставьте, а перед сном лекаря ранетых будут обходить, и тут уж я их попрошу, чтобы они эти гостинцы вашим передали. Не