Иван Макарович, учебные патроны всем раздали? – обратился он к стоящему на правом фланге роты пожилому сержанту.

– Так точно, ваше благородие, кажному по десятку в руки, – отозвался тот.

– Хорошо, – кивнул капитан-поручик. – Часа четыре нахолостую поработаете, чтобы саму руку набить. Потом уже с этим учебным патроном продолжите. Там вместо пули толстый пыж вставлен. Пороха, конечно, поменьше в этом патроне, чем в боевом, но вам же не в цель покамест стрелять, а чтобы чувствовать саму слаженность залпа. Так что ничего, самое оно для такой учёбы. Вечером ещё бумагу с порохом у сержанта Дубкова получите, и новый десяток таких же вот патронов накрутите для завтрашних занятий. Через неделю, если увидим, что твёрдая сноровка в быстром заряжании появилась, начнёте уже саму точность стрельбы на полигоне нарабатывать. И так вот целый месяц, с бегами, с построениями в цепи и в колонну, в пехотное каре для отбития конной атаки и прочее. Ну и как я в самом начале говорил, со штыковым, ближним боем. Так, сейчас первая полурота подпоручика Колокольцева остаётся на месте, вторую подпоручик Ягодкин ведёт вон к тому дальнему шесту. Господа офицеры, прошу вас разбить свои подразделения по плутонгам и начинать уже занятия. Старший сержант Дубков, выйти из строя! Вы останетесь пока рядом со мной. Унтер-офицерскому составу приказываю быть при стрелках безотлучно, наставлять и поправлять их постоянно, где надо подсказывать. Всё, приступайте!

– Вторая полурота, напра-аво! – скомандовал Ягодкин. – Правое плечо вперёд, шагом, марш! Пря-ямо!

– Первая полурота, слушай меня, – выкрикнул Колокольцев. – Второй плутонг на месте. Первый плутонг, нале-е… третий, напра-а… – во! Разошлись в стороны от второго плутонга на два десятка шагов!

Каждая полурота, встав на своё место и разбившись на три составные части, начала занятия, и капитан-поручик повернулся к стоящему вместе с вестовым и ротным барабанщиками сержанту.

– Ну что, Макарович, как сам думаешь, успеем мы до лета из них настоящих егерей сделать?

– За полтора-то месяца, ваше благородие? – с сомнением покачал тот головой. – В прошлый раз три аж готовили, и то ведь сырыми в строевые роты ушли. А тут даже вполовину меньше времени на учёбу выходит. Для обычных егерей оно бы, может, и успели, но ведь с наших-то, сами знаете, какой спрос. Как бы нам не опозориться перед господином полковником.

– Это да-а, – кивнул задумчиво головой капитан-поручик. – На выпускных испытаниях можно хорошо обмишуриться. Ладно, посмотрим, как там чего дальше будет, может, опять как перед Очаковым, как при давней переправе через Буг отдельной воинской единицей в поход пойдём. Вот в боевом деле и доучим ребяток.

У обнесённого высокими плетнями участка, где располагались полковые оружейная и пионерская команды, было многолюдно. Стучали молотками два здоровяка, прилаживая к лафету фальконета колесо. У пары больших котлов за пределами участка вываривалось какое-то вонючее зелье. Под ворчанье Крылова два егеря засыпали в один из котлов какой-то серый порошок и теперь старательно перемешивали густую массу.

– Ваше высокоблагородие, на посту без происшествий! – гаркнул стоящий у входа в оружейную службу часовой. – Докладывает караульный Сиротин!

– Старший оружейной команды тут ли, на месте? – спросил его полковник.

– Так точно, тута были, – кивнул тот. – Они вместе с пионерами привезённый из армейских складов порох по картузам рассыпали. Во-он в том, в дальнем отгороженном шатре работают, вашвысокоблагородие. Крикнуть его?

– Не надо, Сиротин, спасибо, пускай спокойно занимаются, – покачал головой Егоров. – Порох это ведь дело такое, тут особое внимание нужно, – и прошёл вовнутрь городка оружейников.

Под натянутым пологом мастерили что-то несколько егерей. Слышалось постукивание, скрип напильника и звук работы пилы по металлу. Вот и жилые палатки: пионерская, оружейников, команды отборных стрелков и небольшая Курта. Откинув входной полог, Алексей шагнул вовнутрь. Всё в палатке оставалось в том же виде, как и при хозяине. Аккуратно застеленный одеялом топчан, рядом с ним небольшой, сколоченный из досок от ящиков столик, невысокая тумбочка, прислонённая сбоку из красной кожи большая сума-чемодан. Горела подвешенная к центральному шесту масляная лампа. Напротив топчана у стены палатки сооружено что-то наподобие вешалки, с висящими на ней кафтаном, панталонами, сорочками и частями военной амуниции. Внизу в ровный рядок стояли тщательно вычищенные две пары сапог, туфли и башмаки. Во всём был порядок, даже висящие на крючках боковых палаточных шестов шляпа со шпагой, егерский ремень с кобурами и трость имели вид законченной и логически выверенной композиции. Всё как и любил друг.

– Скучаешь, не почистит он тебя больше? – словно бы живому сказал Алексей стоящему у оголовья топчана длинноствольному штуцеру и, ласково погладив, взял его в руки. Ствол оружия, замок и все его части были самым тщательным образом вычищены и смазаны. На полке сухой порох, в стволе заряд, хоть сейчас с ним на стрелковый полигон или в бой.

– Ваше высокоблагородие, разрешите? – Откинув полог, вовнутрь шагнул Афанасьев. – Мы тут ничего не трогали, Алексей Петрович, только чтобы прибираться сюда заходим. А так как будто бы он с нами всегда, где-то тут, совсем рядом. Всё равно ведь пока не было команды сворачиваться? Пусть бы так постояло, если, конечно, позволите? – И он вопросительно посмотрел на полковника.

– Пусть, Василий, – тихо проговорил Егоров, – не было команды пока нам сворачиваться. Наверное, и не скоро ещё будет. Только наши дозорные за реку ходят, для всех остальных задача всё та же – пребывать в лагере. Ты присядь рядом, болит, небось? – кивнул он на левую, обутую в башмак ногу.

– Да нет, что вы, Алексей Петрович, ничего, я постою, – покачал тот головой. – Так-то вообще рану не чую, это если сапог надеть, тогда – да, передок голенища трёт, и она ноет немного. Но это ничего, ещё немного – и совсем затянется.

– Рано ты, Вася, с лазарета сбежал, – покачал неодобрительно головой Егоров. – А вдруг, не дай бог, грязь вовнутрь попадёт? Всё-таки земля не до конца ещё просохла, уж тут в лагере её вон как изрядно намесили.

– Не попадёт, Алексей Петрович, я её двойной холстиной сверху закрываю, – ответил тот. – И саму перевязь по два раза на дню меняю, после побудки и вечерней зори. Вы не переживайте. Да и как мне там, в этом гошпитале лежать, когда тут всё дело без хозяйского глаза остаётся? Ребятки, конечно, стараются, но они ведь всё больше за своё отвечать привыкли. А тут же всё в одни руки ото всех частей воедино собирать надобно. Был бы Курт Оттович… – и он тяжко вздохнул.

– Да-а, теперь уже без него придётся, – с горечью проговорил Алексей. – Ты, Вася, взялся за всё это дело, тебе теперь и нести