Волна побегов и обличительный материал в «Плейн дилер» привели к давлению на администрацию. Слежка за пациентами усилилась, правила ужесточились, наказания стали суровее. Постоянные обыски и общая напряженность показали аллену, что руководство прознало о готовящейся смуте. Из зоотерапии забрали главных действующих лиц.

Охранники избивали пациентов, требуя информации. Несколько пациентов были брошены в карцер без объяснения причин. Появилась информация, что восстановительную терапию скоро совсем прикроют.

От сотрудника больницы аллен узнал, что всех, кто находится здесь по закону Ашермана, отправят обратно в тюрьмы. Хаббард таким образом надеялся удалить потенциально опасных пациентов, которые контролируют восстановительную терапию и оказывают влияние на других пациентов и отдельных санитаров.

Лидеры восстания решили, что откладывать операцию нельзя – это ослабит их силы и поставит под угрозу весь план.

– Решено, – произнес Зак. – Начинаем войну в следующий понедельник – Черный понедельник.

аллен не сказал Мэри о готовящемся бунте, но предложил, чтобы она во вторник расплатилась за комнату и вернулась в Афины. Он знал, что к моменту ее посещения в три часа в понедельник территория будет оцеплена и она не попадет внутрь. Однако аллен хотел бы, чтобы она увидела происходящее снаружи – и потом рассказала общественности, что́ на самом деле произошло в Лиме.

Не вдаваясь в подробности, он поведал ей об идее Арни Логана собрать рассказы и письменные показания пациентов про издевательства в больнице и сложить их в металлический ящик. Они с Арни оторвали асбестовую набивку с отопительных труб и выстлали ящик изнутри, чтобы защитить документы от огня, укрепили его стальными лентами и снаружи написали: «Для полиции и ФБР».

Содержимое ящика докажет миру, что условия в Лиме гораздо хуже, чем сообщала «Плейн дилер».

– Если со мной или другими пациентами что-то случится, если тебя не пропустят ко мне в понедельник, свяжись с журналистами. Пусть потребуют этот ящик.

Пятница прошла странно.

Утром все были спокойными, как будто – после месяцев планирования и подготовки – смирились, что умрут. Но по мере того как шли часы, возбуждение нарастало, и некоторых пришлось сдерживать, чтобы не начали действовать раньше срока.

Лидеры окончательно согласовали план. аллен в качестве условных сигналов решил использовать шахматные термины. «Шах и мат номер один» означало, что на решетку подан ток. «Рокировка» значила, что Зак, черная ладья, меняется местами с белым королем в зоотерапии. Сигналы от поста к посту на каждом изгибе коридора будут передаваться свистом. Когда главный вход окажется под напряжением, аллен свистнет пациенту, стоящему перед спортзалом, тот свистнет дозорному перед двадцать вторым блоком, который свистнет караулящему двери в восстановительную терапию, тот – пациенту наверху лестницы, а тот – парню в мастерской.

Свистнув, каждый должен бежать на отведенный ему оборонительный пост.

«Три партнера» закрыли деревообрабатывающую мастерскую еще в пятницу вечером. Прежде чем запереть типографию, вывели из строя оборудование. Рано утром восьмого сентября, в Черный понедельник, аллен и Ленни вошли в приемную. аллен снял трубку и позвонил в зоотерапию:

– Королевская пешка готова?

– Стоит тут рядом.

Половина ударного отряда рассредоточилась в коридорах, стиснув за спиной ножи. Те, кто в библиотеке, спрятали ножи в книгах. Все были в полной готовности.

Внезапно аллен услышал в коридоре громкий крик. Один из помощников подбежал и схватил его за руку:

– Идем! Скорее! У нас проблемы!

Вместе с Ленни и Заком они вернулись в типографию. Пациент вытащил ворох заказов на печать. Среди них оказалось письмо от губернатора Родса, который распоряжался поэтапно закрыть Лиму. Госпиталь предполагалось ликвидировать, а здание передать службе исполнения наказаний для использования в качестве тюрьмы.

– Минутку… – произнес аллен. – Если это пришло сегодня утром, то, может, они пронюхали про Черный понедельник и это подстава, чтобы мы отменили войну? Рассчитывают, что мы поверим и не станем зря рисковать жизнью.

аллен разыскал Арни Логана и велел ему как можно скорее привести в типографию Толстяка Бекера. Если кто и мог разобраться в юридическом языке этого документа, то только их местный юрист-самоучка.

В коридоре было тихо, лишь отдавались эхом шаги соцработников. Они шли бок о бок, молча, спокойные и бдительные, как будто что-то знали.

Толстяк Бекер, тяжело дыша, прибежал с портфелем под мышкой.

– Что стряслось?

аллен протянул ему документ:

– Что это значит?

Бекер изучил его и почесал голову:

– Похоже, Родс приказал закрыть больницу.

– Не верю, – ответил аллен. – Не верю ни единому слову.

– Есть только один способ выяснить. Пойдем кое-куда позвоним.

Бекер позвонил, притворяясь сотрудником больницы.

– Старик, они говорят, что руководство больницы вызвано в Колумбус. Не знаю, правда это или нет, станет ясно после обеда. Если к ужину ничего не прояснится, это развод.

аллен побежал сообщить в зоотерапию, что наступление откладывается до вечера. Убедить их было непросто – пациенты в бутсах со стальными шипами уже держали наготове огнетушители и ножи.

Санитары не позвали пациентов на обед. Телефон не зазвонил ни разу. Стало очевидно, что Хаббард знал о Черном понедельнике.