И лишь Сесиль принц совершенно не интересовал. Ее большие глаза искали только Тристана.

– Я прочла, что именно вы автор «Поэтических россыпей»! Какой сюрприз!

– Могу себе представить.

В белом с золотом вечернем платье девушка походила на блестящий дублон. Время от времени она изящно накалывала на вилку кусочек оленины. Ее тетя подозрительно увлеклась беседой со своим партнером по столу; решила дать влюбленным пташкам возможность поговорить тет-а-тет?

– Не припомню, чтобы вы писали стихи, когда проводили лето в Уиклифф-холле, – как бы невзначай продолжила Сесиль.

А она вообще-то его в то время замечала? В последние каникулы Тристана ей было не больше двенадцати – нескладная девчонка с косичками.

– Писатели часто творят по ночам, – рассеянно ответил он.

Тристан наконец разглядел, что Люси сидит между Закари, наследником Гринфилда, и лордом Мелвином, который прослыл изгоем в палате лордов вследствие своей открытой поддержки суфражисток. Мелвин, ровесник Люси, пока что не был женат. Наверняка они начнут флиртовать под предлогом политической дискуссии или чего-то подобного. Тристан почувствовал внезапную боль в правой руке и только теперь сообразил, что сжимает вилку так сильно, словно решил ее сломать.

Несколько шокированный своей необъяснимой рассеянностью, Тристан оставил в покое вилку и заставил себя вновь посмотреть на Сесиль:

– А у вас есть сейчас какое-нибудь увлечение для души, Сеси?

Девушка покраснела оттого, что ее назвали детским именем, и кокетливо взглянула на Тристана поверх бокала:

– Боюсь, вы сочтете меня нескромной, если я расскажу.

«Милая, да тебе в жизни не сделать ничего такого, что я счел бы нескромным», – хотелось сказать Тристану. Он изобразил улыбку, похожую на волчий оскал:

– Смелее.

Она подалась чуть ближе:

– Я тоже пробую свои силы в поэзии.

Тристан с наигранным испугом ахнул:

– Вы повергли меня в шок!

Сесиль не без изящества хихикнула.

– Не откажетесь прочесть мне что-нибудь во время концерта?

Она сделала большие глаза:

– О нет, нет! Может быть, в другой раз. Я выберу стихотворение, которое мне вспомнилось, когда вы вошли в зал с кошкой леди Хэмпшир в руках.

– Да что вы говорите!

– Да. Понимаете, я написала о кошке. Вернее, о котенке.

Сесиль наклонилась еще ближе, обволакивая его теплым ароматом розового масла. Деваться некуда. Придется выслушать ее творение.

– О котенке? Вы окажете мне честь зачитать его?

– О нет, я не могу…

– Вы не помните стихотворение наизусть?

– Помню. Это поэма, не очень длинная.

– Короткая поэма – большая редкость. И я хочу услышать ее немедленно.

– Но я не могу. Не здесь, не за столом…

Он покачал головой:

– Вы и наполовину не такая нескромная, какой пытаетесь притвориться. И вы меня разочаровали.

Девушка прикусила нижнюю губу:

– Ну, если вы настаиваете… Я прочту. – Ее щеки раскраснелись. Сесиль понизила голос до шепота и начала:

Чу! Кто же это там кричит,

Зовет, тоскует, плачет?

То кошечка одна в ночи,

И ей темно и страшно.

Сестер и братьев нет давно,

И холодна постель.

Хозяин, посланный судьбой!

Я жду тебя! Скорей!

Пришел хозяин молодой,

Погладил, чтобы страх прогнать.

Свернувшись под его рукой,

Мурлычет кошечка опять.

Тристан внимательно изучил запрокинутое лицо девушки. Идеально бесхитростный взгляд.

Он слегка прищурился:

– Образ реальный или метафорический?

Сесиль захлопала глазами:

– Простите… Я не понимаю…

– В поэме говорится о настоящем котенке?

– Разумеется! Я обожаю кошек. А искусство обращаться с метафорами охотно уступлю джентльменам. Хотя я помню, как вам нравились кошки моей тети в Уиклифф-холле, и возможно, вы не сочтете их недостойными нескольких строф.

– Ну конечно, они достойны.

«Особенно одна, очень хитрая кошка», – мрачно подумал Тристан.

Сесиль просияла, приняв его согласие как комплимент. Правила этикета, а также пресловутая удавка на шее требовали, чтобы Тристан сделал настоящий комплимент непреднамеренно вульгарной и безобразной поэме. Комплимент не циничный и не высокомерный. Он не сразу мог подобрать слова и наконец сказал:

– Ритм хороший.

Сесиль изобразила умеренную радость:

– Ритм – это важно?

– Некоторые считают, что ритм – это все.

– А что думаете вы? – Она наклонила голову к плечу.

Что ты слишком умело разыгрываешь из себя соблазнительницу. Мужчина, сделанный из менее порочного теста, чем Тристан, мог бы под восторженным взглядом этих голубых девичьих глаз вообразить себя настоящим Геркулесом.

– Я всегда придерживался мнения: не так важно, что говорить, намного важнее – как говорить. И потому для достижения удовлетворительного результата я высказался бы в пользу четкого размеренного ритма.

– О-о-о, – выдохнула она. На щеках вспыхнул лихорадочный румянец.

А она почувствовала непристойность – хотя понять детали не сумела.

Тристан поднес к губам бокал и всмотрелся в ангельские черты девушки, представляя жизнь, в которой Сесиль была бы его женой. Она будет ожидать от мужа того, что ожидают все жены: красивых детей, модную одежду, к которой привыкла, комплименты. Сесиль не отличалась утонченностью, зато выглядела пластичной как масло – ведь ее воспитали такой, чтобы доставлять удовольствие мужу. Разумеется, втайне она может быть более сложной, однако Тристану никогда не узнать ее подлинных мыслей – конечно, если не задаться целью их выяснить; и она смирится, если он продолжит свои исследования где-то в другом месте. Их брак с Сесиль будет традиционным. Через неделю он ужасно заскучает, потом сделает несчастной ее. Заботиться о беспомощных созданиях, да и о созданиях в меру самостоятельных, – это не для него. Даже если бы они с Сесиль идеально дополняли друг друга, сам факт того, что невесту выбрал Рочестер, сделает ее последней, кого Тристан видел в роли будущей жены.

Сесиль заерзала на стуле, и он понял, что слишком пристально смотрит на девушку.

А до конца вечера еще ох как далеко…

Банкет у герцога получился выше всех похвал. В Клермонте придерживались уникального сочетания французской и деревенской кухни; в столь вкусной пище Люси отказывала себе много лет: идеально круглые золотистые пироги, отборные нежные куски дичи и рыбы, сдобренные специями соусы, тарелки разноцветных овощей. Вполне широкий выбор блюд, чтобы отвлечься от того, что едва не случилось в конюшне у Монтгомери несколько часов назад. Ну вот опять!.. А ведь дала себе слово не думать о конюшне, о мягких локонах между своих обнаженных пальцев, о крепком мужском теле.