ужин, гладили и складывали две корзины белья, я не находила себе места из-за предстоящего разговора мамы с доктором Коуном. Что я могла сделать, чтобы в разговоре не всплыл воображаемый рак миссис Коун? Если бы я рассказала доктору Коуну о своей лжи, захотел бы он, чтобы я продолжала нянчить его дочь и ехала с ней на пляж? Стал бы он терпеть в своем доме обманщицу? А я, если бы сама была матерью, позволила бы я обманщице (и, возможно, сексоголичке) заботиться о своем ребенке?

Пока готовилось жаркое, а мы с Иззи накрывали на стол, в дом вернулись доктор Коун и Джимми. Джимми сразу направился на кухню к гитаре. Доктор Коун вошел в столовую и сказал:

– Пахнет просто изумительно.

Я улыбнулась и покраснела. Мое сердце билось так сильно, что я боялась грохнуться в обморок, не сходя с места.

– Доктор. Коун… – через силу начала я.

Доктор Коун посмотрел на меня и подозрительно прищурился.

– Мэри Джейн, ты в порядке?

– Могу я поговорить с вами наедине?

– Мэри Джейн, ты в порядке? – Иззи обняла мои ноги и посмотрела на меня снизу вверх.

– Да. Мне просто нужно пару минут поговорить с твоим папой.

– Иззи, иди, помоги Джимми.

Иззи стиснула мои ноги, а затем побежала к Джимми. Доктор Коун выдвинул стул и указал на него рукой, предлагая мне сесть. Я так и сделала. Он сел рядом со мной.

– Дыши глубже. Вдох, выдох. Не торопись.

Я сделала вдох, а затем медленно выдохнула. Это действительно помогло мне почувствовать себя лучше.

– Моя мама хочет поговорить с вами, прежде чем она отпустит меня на пляж.

– Это нормально. Все хорошо.

– Но я сказала ей кое-что, чего не должна была говорить. – Я сделала еще один глубокий вдох, а на выдохе начала плакать. Мои слезы застали меня врасплох не меньше, чем доктора Коуна.

Он взял салфетку с сервированного стола и протянул ее мне.

– Ты рассказала ей о Джимми и Шебе?

Я замотала головой.

– Хуже.

– Хуже? Все хорошо, Мэри Джейн. Ты можешь мне все рассказать.

– Я ей сказала… – Неожиданно для себя я разрыдалась и не смогла продолжать. Я ревела так, как никогда не ревела перед своими родителями, которые презирали слезы. Я невольно подумала о том, как сильно я изменилась за последнее время. Я росла и превращалась в нового человека, незнакомого даже себе самой.

– Дыши, дыши…

Я сделала глубокий вдох.

– Я сказала ей… – Мой голос опять дрогнул, и я решительно перевела дыхание. – Я сказала ей, что у миссис Коун рак.

– Почему? – Доктор Коун наклонил голову, глядя на меня выжидающе. Его лоб был нахмурен. Кустистые брови почти касались бакенбард.

– Только так она бы разрешила мне готовить вам ужин.

– Прости. Я не понимаю.

– Она считает, что готовить всегда должна мать. И я не придумала другой причины, по которой миссис Коун не могла бы сама готовить ужин, поэтому сказала, что она заболела. И я ведь никогда даже не произносила слова «рак»! Я только сказала, что она болеет. Про рак мама сама подумала, а я просто не сказала ей, что она ошибается. – Я крепко зажмурилась. Когда я открыла глаза, доктор Коун внимательно смотрел на меня.

– То есть, твоя мама не позволила бы тебе оставаться по вечерам и готовить ужин, если бы Бонни физически могла справиться с задачей самостоятельно?

– Да.

– И когда я буду говорить с ней о поездке на пляж, она может упомянуть рак Бонни?

– Скорее всего, нет, – ответила я. – Она считает, что рак – это очень личное. Но я не знаю. Если бы вы, например, вскользь упомянули, что миссис Коун будет плавать в океане, она могла бы… – Я проглотила вставший в горле ком и зажмурилась, не пропуская слезы. – Простите, что я врала. Вряд ли вы хотели нанимать летней няней такую обманщицу.

Доктор Коун рассмеялся.

– Да нет, я понимаю, почему ты соврала. – Он протянул руку и погладил меня по плечу. – Все хорошо. Это не преступление. Ты пыталась навести мосты между двумя разными домами с двумя разными системами ценностей. И, да, обманывать не хорошо. Но я понимаю, почему ты думала, что это был единственный выход в сложившейся ситуации. Я ценю это, Мэри Джейн. Не кори себя так сильно.

В столовую вошли миссис Коун и Шеба. Обе были в одинаковых коротких черных париках.

– Что случилось? – Шеба придвинула ко мне стул, села и притянула меня к своей груди. Я снова заплакала.

– Ричард, в чем дело? – миссис Коун стояла над нами, заламывая руки. Доктор Коун поднялся со стула, а миссис Коун заняла его место и наклонилась ко мне, так, чтобы тоже меня обнять.

– Ричард! Почему она плачет? – спросила Шеба.

– Ее мать не разрешила бы ей готовить нам ужин, если бы Бонни физически могла готовить его самостоятельно. Тогда Мэри Джейн сказала своей матери, что у Бонни рак, и поэтому по вечерам она будет оставаться у нас и готовить вместо нее.

– Простите, что я соврала! – взмолилась я сквозь слезы, и Шеба обняла меня еще крепче. Миссис Коун тоже обнимала меня со спины. Я никогда раньше не находилась в такой близости от двух человеческих тел и была удивлена, что это не вызывало во мне ощущения тесноты и клаустрофобии. Мне было приятно. И тепло. И спокойно.

– Ну, что ты, солнышко! Было бы из-за чего так расстраиваться! Я бы своей матери то же самое наплела, – утешала меня миссис Коун.

– Мэри Джейн, за такой обман никто не будет на тебя сердиться! – сказала Шеба и поцеловала меня в макушку так, как все целовали Иззи.

Миссис Коун засмеялась.

– Рак! Потому что только ужасная и неизлечимая смертельная болезнь может дать женщине индульгенцию от еженощного стояния у плиты!

Все собрались на кухне возле телефона, пока я набирала свой домашний номер. Шеба приложила палец к губам и зыркнула на всех круглыми глазами, когда я прокрутила последнюю цифру.

Мама сняла трубку после второго гудка.

– Резиденция Диллардов.

– Мама, доктор Коун готов с тобой поговорить.

– Спасибо, Мэри Джейн. Передай ему трубку. – Я так ясно видела ее в этот момент. Стоящей на кухне возле бежевого настенного телефона. С ручкой и записной книжкой наготове, чтобы записать любые важные детали, такие, как, например, адрес дома, где мы остановимся.

– Миссис Диллард, какое счастье поговорить с вами лично! – Голос доктора Коуна звучал более официально и энергично, чем когда он просто разговаривал. Джимми обнял меня одной рукой и притянул к себе. Сквозь рубашку я ощутила