Проводив глазами машину с бывшими заложниками, Шелестов повернулся к чехам, торопливо надевающим на руки белые повязки. Во время боя на территории завода, где есть и гражданские служащие, по этой примете будет удобнее отличать своих.

– Ну, вот и все, товарищи, что мы могли сделать, чтобы подготовиться к бою, –  глядя чехам в глаза, сказал Максим. –  Иван покажет дорогу вниз и объяснит, как ориентироваться в подземных цехах. Хочу сразу предупредить, тот, кто останется в живых, должен передать эти документы советскому командованию. Документы важнее наших жизней. Мы солдаты, мы можем умереть, но женщины, дети –  все, кто останется после нас, должны жить. Такая наша солдатская работа –  воевать и, если надо, умирать, чтобы жили они. Напоминаю еще раз: мы с майором в первой машине нейтрализуем охрану у ворот. Душан со своей группой прикрывает прорыв основной группы на территорию, уничтожает пулеметчиков на вышках. Леош и Ласточка со своими группами любой ценой прорываются к заводоуправлению. Помните, самое главное –  попасть под защиту стен. На площади нас всех перебьют в два счета. Душан, пока мы работаем внизу, держит периметр и ворота, прикрывает нас. Ласточка, когда мы найдем подъемники, защищает их. Иначе мы не сможем подняться с документами. Мы с Леошем спускаемся вниз, захватываем документы и выводим военнопленных и рабочих. Всех военнопленных сажаем на машины, какие только найдем на территории завода. Их должно быть не меньше десятка, не считая наших трех. Пленных везем в лес, на свою базу, мы с документами, если останемся живы, уходим к линии фронта.

– И еще, –  вставил Сосновский. –  Там, внизу, в закрытой зоне, может встретиться женщина-врач в немецкой форме без погон. Это наш человек. Она не должна пострадать.

Еду, инструменты, даже воду они с собой брать не стали. Только тщательно проверили оружие: снарядили полные магазины к автоматам и пистолетам, приготовили ножи –  неизвестно, как все сложится, могут понадобиться в ближнем бою.

– Готов? –  спросил Коган, засовывая автоматный магазин за голенище сапога.

– Готов, –  спокойно ответил Буторин, ощупывая себя руками, проверяя небогатый арсенал за ремнем, в карманах пиджака, за пазухой.

Светя фонариками, в которых уже садились батарейки, они дошли до люка, преодолев еще две большие осыпи. Шли молча, перелезали через препятствия тоже без лишних слов. Сосредоточенно. В голове был только предстоящий бой, в душе –  только одно желание, чтобы все свои боеприпасы до последнего выпустить во врага. Последнюю пулю или гранату можно оставить себе. Но только последнюю.

И вот луч фонарика уперся в кирпичную стену. Разведчики остановились и осмотрелись. Все, тупик, и только вверх вели стены колодца, выложенные таким же красном кирпичом. В стену были вбиты проржавевшие, но крепкие скобы.

Коган решительно поставил ногу на первую скобу и начал карабкаться вверх. Колодец был достаточно узким, чтобы в любой момент можно было, стоя на скобе и упершись спиной в стену, освободить руки и открыть огонь из автомата или бросить гранату. Их было по две у каждого, наличие такой вот «карманной артиллерии» заметно вдохновляло. Шуму можно было наделать много.

Коган, подсветив себе фонариком, осмотрел люк снизу. Непонятно, заварен он или нет. Борис примерился, как лучше перехватить автомат, чтобы тот оставался под рукой на случай внезапного огня, уперся спиной в стену и надавил плечом на люк, пытаясь его приподнять. И тут неожиданно люк стал открываться. Сам! Борис не успел ничего понять. Люк приподнялся и с грохотом упал на бетонный пол.

На Когана удивленно уставился человек в немецкой форме. Возникшая секундная заминка решила судьбу опешившего немца. Реакция Когана была мгновенной –  он дал короткую очередь, немец с пронзительным криком исчез. Но не успел Борис сделать шаг на следующую скобу, чтобы добраться до края колодца, как в люк влетела граната на длинной ручке. Каким-то чудом Борис успел ее поймать и без промедления выбросить наружу. Грохот разрыва раздался почти сразу же. Его сопровождали крики и ругань снаружи. Коган понимал, что следующая граната прилетит уже с выверенной задержкой и взорвется у него в руках. Медлить было нельзя ни секунды. Осколки первой гранаты еще крошили кирпич и бились в металл, когда Коган высунулся по пояс из люка и стал расстреливать немцев длинными очередями.

Теперь врагу было уже не до гранат. Они упустили шанс, когда еще можно было задержать противника в колодце. Теперь все изменилось. Коган перевалился через край люка и покатился в сторону, чтобы дать возможность выбраться Буторину. А заодно найти хоть какое-то укрытие, откуда можно вести огонь. Он откатился на несколько метров, сменил магазин в автомате. Вражеские пули уже били вокруг, высекая искры из бетона, с визгом отскакивая от пола, кроша кирпич.

Буторин высунулся из люка, мгновенно оценил ситуацию и поддержал товарища огнем своего автомата. На какое-то время они заставили немцев отступить и попрятаться.

Коган продолжал стрелять, давая возможность Виктору выбраться из люка. Буторин успел откатиться за кирпичную стену, которая отгораживала небольшую нишу для складирования материалов и оборудования. Он успел отпрянуть, когда в пол туда, где он только что лежал, ударили сразу несколько пуль. «Успел», –  злорадно подумал Виктор и, высунув из-за стены ствол автомата, дал прицельную очередь, пытаясь удержать на расстоянии особенно рьяных. Опустел очередной магазин. Хорошее настроение по поводу того, что они так ловко ворвались в цех, мгновенно улетучилось. Предпоследний полный магазин. Потом все…

И тут случилось невероятное. За гортанным выкриком немецких команд Буторин вдруг различил отчаянный рев толпы. Крик множества глоток, в котором чувствовалось отчаяние и безумный порыв к свободе, желание добраться до врага, в чьих руках ты находился долгие месяцы. Сколько тут было военнопленных? Сосновский говорил, человек сто – сто двадцать. А немецких автоматчиков? Человек тридцать, да и то до того, как началась перестрелка.

Пленные бросились на немцев кто с железным прутом, кто с совковой лопатой, кто вооружился железной заготовкой. Автоматные очереди ударили навстречу толпе, вырвавшейся из небольшого отгороженного пространства, куда их до этого собрали. Первые ряды начали валиться, но это не только не остановило восставших, наоборот, придало им новые силы. Они были похожи на хищного зверя, раненого, загнанного в угол и от того еще больше свирепого. Волна обезумевших людей смела гитлеровцев. По двое, по трое военнопленные бросались на врага, душили и давили его, стараясь сделать его последние минуты невыносимо страшными.

Буторин и Коган вскочили на ноги и бросились в гущу схватки, короткими очередями добивая раненых немцев, тут же раздавая