Он знал, что погибнет. Знал, как это произойдет, неизвестно было, лишь когда настанет час его последней битвы, но ждать оставалось недолго. Знал, что отныне судьба его тесно переплетена с судьбами троих людей и одного гнома. Он не мог и не хотел рассказывать им об этом — узнай они, что послужат поводом к гибели последнего дракона времени, возможно, поступят в решающий миг иначе, не так, как начертано в Книге Судеб. И тогда… даже Торн не ведает, что может произойти. Важно одно: что бы ни произошло, оно будет во сто крат хуже, чем его, Гранита, смерть. Он пожил достаточно, и прошедшие тысячелетия порядком утомили его. Он не боялся смерти, которая приходит к дракону лишь в бою — не от старости или болезни, а в схватке ради чего-то достойного… А что может быть достойней, чем защищать этот мир от страшной, смертельной угрозы. Вьюга и Буря покончили с собой — это их право, но его долг будет выполнен до конца.

Века, проведенные в пещере, показались вдруг дракону наполненными глубоким смыслом. Ничто не происходит напрасно, и ловушка, подстроенная подлым предателем, была, видимо, предусмотрена самой Книгой Судеб. Каменные стены, лишившие его свободы, радости полета, сделавшие его жизнь временами невыносимой, — они хранили его все эти годы, хранили для той миссии, которую не он себе избрал и которую не собирался теперь изменять.

Дракон повернул голову, бросая взгляд на каверну в скале — ход, которым он проник сюда. Он не раз за прошедшие века пытался расчистить завал, но каменная глыба успешно противостояла его клыкам и когтям, и он уже утратил надежду на то, что когда-либо удастся пробиться сквозь скалу. Что ж, придется все же справиться с ней.

Гранит мысленно усмехнулся — вот и на нем, драконе времени, начинают сказываться последствия пророческого видения. Прошло уже немало лет с тех пор, как он оставил попытки разбить этот монолит, но теперь стало ясно, что это возможно. Более того, необходимо, а значит, и будет исполнено. Брось он эту затею — и останется жив, жив еще на многие и многие тысячелетия… Но стоит ли того жизнь — каждый день, каждый час из этих вяло текущих тысячелетий он будет помнить о том, что струсил… и о том, что произойдет при изменении Книги Судеб. Хотя полно! Если Сила древнего артефакта вырвется на волю, не уцелеет и сам мир… Так стоит ли покорно ждать развязки? Этот мальчик, безусловно, прав: лучше уж смерть в бою.

Он подполз к стене, сминая сундуки и слыша, как лопаются нити ожерелий и рассыпаются по каменному полу пещеры драгоценные камни.

И вновь, как и много лет назад, когти впились в неподатливый камень. В разные стороны брызнули мелкие осколки — слишком, слишком мелкие. Но дракон знал, что в этот раз он победит…

* * *

Тьюрин шагал уверенно — великий дракон хорошо объяснил путь, его способность видеть сквозь скалы позволила им теперь не петлять, тратя время и отнюдь не бесконечные силы. Выход, разумеется, был не так уж и близко — но память гнома хранила каждый поворот долгого пути. Тяжелый мешок за спиной бородача мешал ходьбе — он не надел корону, предпочтя глухой шлем с тяжелым забралом, надежный, как любое изделие подземного народа. Не стал, в отличие от людей, менять кольчугу или, того хуже, брать ограничивающие свободу доспехи, остался верен и своей секире. Но изрядная толика золота, а также немало крупных драгоценных камней редкой чистоты сделали мешок Тьюрина тяжелым даже для него, что уж говорить о человеке — разве что сэр Сейшел с его богатырским телосложением способен был бы нести такой груз.

Люди же не отказали себе в удовольствии облачиться в гномью сталь. Брик, к примеру, изнемогал под тяжестью кирасы и массивного шлема — спасибо, Рон уговорил его отказаться от полного доспеха, в нем юноша прошел бы всего лигу или две, после чего рухнул бы в полном изнеможении. Айрин подобрала себе прекрасную посеребренную кольчугу, сделанную гномами, но явно не для сородичей — такая вещь подошла бы, скорее, эльфу. Тьюрин оценил не только красоту изделия, но и то, как были пригнаны мельчайшие кольца — эта вещь, пожалуй, удержит и арбалетную стрелу, против которой бессильны любые поделки «мастеров» — людей, в том числе и тяжелые кованые панцири. Из оружия она взяла лишь кинжал — любой меч или топор был для девушки слишком тяжел, да и к тому же она привыкла к своей легкой шпаге. И конечно, как всякая женщина, не устояла перед сверканием изящных драгоценностей.

Даже Рон умудрился найти кольчугу, подошедшую ему по росту. Меч, закрепленный на спине, порядком мешал ему, когда потолок тоннеля слишком уж опускался, и тогда воину приходилось нести оружие в руках. Он не глядя сыпанул в рюкзак несколько горстей камешков из первого попавшегося сундука — в пути им, безусловно, понадобятся средства. И все же чувствовал себя неловко: все время возникало ощущение, будто бы он, благородный рыцарь, запустил руку в чужой карман. Что ни говори, а сокровищница была и оставалась собственностью гномов, а Рон давно уже жил лишь тем, что удавалось заработать с помощью меча. Если бы разрешение прикоснуться к сокровищам исходило только от дракона, он, пожалуй, воздержался бы, но Тьюрин, теперь формально владеющий этим богатством как новоиспеченный король, потребовал, чтобы каждый имел при себе достаточно ценностей — кто знает, не разделит ли судьба путников в самом ближайшем будущем? И Рон подчинился.

Времени прошло совсем немного, но все снова почувствовали голод. Дракон был прав: еда, созданная с помощью магии, не прибавляла истинных сил. Перекусили на ходу — и голод исчез, хотя каждый знал: скоро он вернется. И с каждым разом будет все сильнее и сильнее.

Наконец тоннель уперся в кажущуюся монолитной скалу — но теперь Тьюрин был спокоен — никакой магии, обычная скрытая дверь гномов, открываемая в строгом соответствии с Песней. Он попросил спутников отвернуться — как бы там ни было, но закон остается законом, и людям не стоит видеть того, за что в давние, да и, пожалуй, в нынешние времена ревностные хранители традиций убили бы их на месте.

Несколько минут — и скала медленно отошла в сторону. В открывшееся отверстие светили звезды.

— Скажи, Тьюрин, как вы не замечаете того, что там, в пещерах, вы дышите таким ужасным воздухом?

— Не вижу в нем ничего ужасного, леди.

— Неужели? Стоило этой двери открыться, и я почувствовала, как же прекрасен свежий воздух. Свежий, прохладный, а не спертый, как у вас там, в подземелье…

— Это наш мир, леди. Мы любим его… А как вы переносите все это? — Гном обвел рукой вокруг и уточнил: — Ветер, дождь, снег… гадость. У нас сухо и чисто, тепло, что может быть лучше?

— И все же…

— А чего стоят твари, что бродят тут почитай на каждом шагу?

— Подумаешь, твари… А разве не прекрасны закаты… заснеженные леса… распускающиеся цветы… колосящаяся рожь…

— Рожь? Эт верно… Это прекрасно… особенно в виде кваса, да и в виде хлеба тоже. — Гном облизнулся, вспомнив о том, что последний раз они по-настоящему ели, почитай, сутки тому назад. Утром как-то недосуг было, а потом только эти драконьи… уж не знаешь, как и назвать их, чтоб не ругаться. Толку от харчей этих никакого — вроде полное брюхо набьешь, а через час опять сосет так, что мочи нет.