Челюсти дракона с хрустом сомкнулись, и острые клыки пропороли длинный, раздвоенный язык великого. Брызнула кровь странного золотисто-красного цвета, которая, казалось, не просто сверкала в лучах факела — нет, она, совершенно очевидно, светилась сама по себе, мягким нежным светом.

Что надо делать, Брик понял сразу и без промедления подставил горлышко флакона под струйку крови, стекавшей из раны. Когда флакон наполнился, язык исчез в чудовищной пасти.

— Помнят ли в этом мире, что несет в себе отданная добровольно кровь дракона? — спросил юношу Гранит, на речи которого, разумеется, кровопускание из языка нисколько не сказалось.

— Боюсь, что нет, великий…

— Хорошо, я объясню. Эта жидкость способна вернуть жизнь в мертвое тело… или изгнать ее из живого. И применить ее к телу можно лишь раз. Поэтому, стремясь оживить павшего друга, будь уверен в его смерти — иначе ты убьешь его окончательно. Но тот, кто восстанет из мира мертвых, повинуясь зову моей крови, уже не будет человеком. Он будет… другим. В вашем языке нет слов, чтобы описать разницу… Бери мой дар и используй, если у тебя не останется другого выхода. И помни, только человек может быть спасен с помощью крови дракона… Ни эльф, ни гном, ни орк — и, пожалуй, даже сам Торн не знает, отчего именно на вас, людей, кровь дракона оказывает такое действие.

— Я слышала об этом… — прошептала Айрин. — Добровольно отданная кровь дракона. Сила, долголетие, здоровье… но чтобы принять это снадобье, нужно сначала умереть… Я слышала о том, что такой флакон есть в семье герцога Блэйрского и передается из поколения в поколение уже тысячу лет. Было по крайней мере три достоверных случая, когда отец в этом роду просил сына убить его и после смерти вернуть к жизни чудесным эликсиром…

— Ну и как, помогло снадобье? — несколько ехидно поинтересовался Рон, почти уверенный в ответе.

— Сложно сказать, — пожала плечами девушка, и на ее губах появилась легкая улыбка. — Как правило, сыночек с удовольствием выполнял первую часть просьбы папочки, совершенно забывая про вторую. Каждый хотел приберечь эликсир для себя…

— Будете в тех местах, — снисходительно заметил Гранит, — посоветуйте герцогу использовать содержимое флакона для чего-нибудь более прозаического. Цветы, например, удобрить можно. Мы бессмертны, но кровь… Ох, сильна у людей потребность верить в сказки. Год, ну два… допустим, даже десять лет — а потом этот эликсир уже ни на что доброе не годится. Это ж не вино, что со временем лишь крепнет… да и то, знаете ли, если передержать, стареет и превращается в совершеннейшую гадость. Так что, уважаемый Брик, рекомендую не рассчитывать на передачу флакона наследникам, толку будет немного. А теперь я прошу подойти ко мне почтенного Тьюрина.

Все взгляды устремились в сторону гнома. Настала его очередь получать прощальный дар дракона, и почему-то никто не сомневался, что это будет за дар. Только сам гном, похоже, не предполагал, что сейчас произойдет.

— Почтенный Тьюрин… Прошу тебя огласить тысяча сто тридцать пятый стих Песни… В силу того что я был вынужден долго общаться с вашим народом, я узнал достаточно много. Стих этот не относится к категории тайных, поэтому прошу тебя…

Гном подобрался, став сразу как-то выше. Его лицо приобрело одухотворенное выражение — такие лица бывают у тех, кто молится всей душой. Впрочем, Песнь для гнома была больше чем молитвой. В ней объединилась религия и история, гордость за предков и наука потомкам.

Громко и четко, как будто читая текст с листа пергамента, гном произнес несколько коротких фраз на странном наречии — только Айрин, хотя и с трудом, уловила смысл сказанного, остальные же не поняли ни слова.

— Ты хитришь, почтенный Тьюрин… Я понимаю твое стремление не раскрывать тайну Песни людям и все же позволю себе перевести эти строки. — Дракон несколько замялся, затем чуть виновато продолжил: — Я, конечно, не имею дара стихосложения, да это и неуместно, переводить Песнь гномов на язык людей… но смысл примерно такой:

Тот, кто примет последний вздох

Короля, уходящего в твердь земную,

Право получит венец возложить

На того, кто достоин чести.

— Скажи, уважаемый Тьюрин, верен ли мой перевод? — спросил дракон у гнома, и тот нехотя кивнул. — В таком случае я, как принявший последний вздох короля Дарта Третьего, возлагаю корону третьего колена гномов на твою голову, Тьюрин, сын Струви, поскольку считаю ее достойной венца. В следующих строфах Песни говорится, что новый король должен свершить великое дело, чтобы получить право принять венец. Что ж, дело, что предстоит свершить тебе, гораздо более важно и сложно, чем деяния твоих предков.

— Я… принимаю… этот дар…

Гном говорил так медленно, что казалось, слова прорываются через невидимую преграду. Рон понял, что сейчас Тьюрин поставлен в безвыходное положение. Гранит исполнил часть ритуала, который был для гнома священен, и теперь Тьюрин вынужден закончить обряд, даже если он и не согласен с происходящим.

— Я свершу… то, что должно… и докажу… свое право… на венец королей.

* * *

Дракон задумчиво наблюдал, как гаснет, скрываясь за изгибами тоннеля, свет факела. Они ушли… но Гранит еще встретится с ними.

Редко, очень редко драконы времени получали власть над тем, что и породило их название. Иногда приходило знание будущего — всегда спонтанно, и зачастую не то знание, которое было нужно — Гранит иногда представлял себе огромный сундук, где хранятся свитки с описанием того, что еще не свершилось. Вот открывается тяжелая крышка, и лапа, увенчанная когтями, подхватывает один из них, не глядя и не выбирая. Что окажется в нем — никому не ведомо, но вряд ли в запретном для смертных тексте будут добрые вести. Так было всегда, так будет и впредь.

Дракон слышал, что и среди смертных попадались провидцы, умеющие узреть тайну грядущего. Но людям никогда не удавалось понять главный, сокровенный смысл предвидения, так хорошо известный драконам: никто не должен знать о том, что открылось «видящему». Ибо, как только знание становилось достоянием многих, само время утрачивало нерушимость, становясь изменчивым, непредсказуемым и тем самым опасным. Скажи герою, что в решающей битве он одержит победу, и воин расслабится, на долю мгновения опоздав выхватить меч в критический момент. Скажи человеку, не слишком твердому духом, где и как он погибнет, и человек, возможно, постарается уклониться от встречи со смертью. И ход событий пойдет по новому пути. Но закон суров — все изменения течения времени к худшему.

Гранит знал грядущее, не все, малую часть… Что послужило толчком к рождению «знания» — может, какие-то события внешнего мира, а может, и приход этой четверки, — дракон не ведал. Но недавнее видение, заставшее его, как всегда, врасплох, было мрачным.

Он лукавил, говоря о своей способности видеть мир глазами неживых существ. Картина, представшая перед его мысленным взором, была ясной и четкой, это не взгляд сквозь чьи-то зрачки. Но в тот момент он не придумал ничего лучше этой маленькой лжи, чтобы направить путников к цели… даже не направить, нет — просто подтолкнуть в нужном направлении, совсем чуть-чуть. Смертные должны все сделать сами. А его время придет позже, тогда, когда им действительно понадобится помощь, либо в случае, если они потерпят поражение. Тогда и только тогда он вмешается.