- Охотно выпью.

- Бар позади тебя.

- Что вы будете?

- Всё равно.

- Я буду виски. «Джек Дэниэлс».

- Отлично. Мне тоже.

- Со льдом?

- Чистый.

- У вас грустный вид.

- Грустный? Нет. Напротив. Я почти счастлив. А подавленное состояние – всего лишь побочный эффект.

- Давайте выпьем.

- Давай. За мой отъезд. Кто-то из великих, умирая, сказал: «Я отправляюсь в страну великого «может быть».

- Нет, не обманывайте меня. Я же не мальчик. Кое-что всё-таки я понимаю и в жизни, и в людях.

- Ты о чём?

- Я ещё ни разу не видел вас таким печальным. Что бы вы мне не говорили. У вас какой-то взгляд другой…

- Хочешь, я поделюсь с тобой своими ночными мыслями?

- Конечно же, мне интересно.

- Мне тоже сегодня не спалось. Я пил, слушал Бетховена(а затем Вагнера – ох, и силища доложу я тебе!), играл в бильярд и вспоминал свою долгую проклятую жизнь. То и дело ловил себя на мысли, что кое-что из всплывающего на поверхность памяти я бы с удовольствием прожил снова.

- А именно?

- Не важно. Это слишком личное. Не то, что бы интимное, нет, а именно личное, понимаешь? Но я не об этом. Среди прочего я подумал: ознакомь я людей со своей жизнью – многие позавидовали бы мне. Как полагаешь? Так вот. Я прожил длинную, богатую на события, встречи и впечатления жизнь, мне позавидовал бы каждый живущий и, наверное, каждый второй умерший, а я…

- Что?

- А я две трети своего существования ощущал себя одиноким и неисправимо несчастным человеком.

- Всему виной ваш психотип.

- Ты полагешь?

- Уж такой вы и ваше восприятие мира.

- Может быть.

- Поверьте.

- А ещё я слишком поздно понял одну важную деталь, без которой на машине под названием «жизнь» далеко не уедешь и ничего не достигнешь.

- Поделитесь.

- С удовольствием, хотя опыт подсказывает, что к чужим советам мы обычно не больно-то и прислушиваемся.

- В чём же заключается ваш совет?

- Что ж, изволь! Не повторяй моих главных ошибок. Не ищи в жизни смысл – привнеси его сам; не ищи истину – сотвори её; не ищи себя, а реализовывай; не ищи любви и счастья, а твори, созидай всё это! Ибо вне нашей собственной творческой потенции всего этого в реальности попросту нет. Ни смысла, ни цели, ни истины, ни любви – ничего нет. А без всего этого и нас тоже нет.

- Ну, уж так сгущать краски не стоит.

- Всего лишь совет.

- Благодарю, благодарю…

- Пойду ещё налью.

- И мне.

- Того же?

- Да. (пауза) Так какие у нас планы?

- Посидим, поболтаем… А потом ты нанесёшь смертельный удар. Смотри, какой я приготовил нож. Хороший нож. Охотничий. С таким на медведя ходили раньше. Представляешь себе приблизательно что с ним делать?

- Ну, приблизительно, да.

- Тут необходимо точное представление. Привстань-ка! Вот так вот! Прямо в сердце! Понял? Вот сюда.

- Ясно.

- А можешь вот так! Но тогда перенеси упор на эту ногу, а рукой хватайся за меня и рывком – раз! Резче! Как можно резче!

- Ясно-ясно…

- При попадании в кость, клинок может остановиться или соскользнуть, поэтому удар должен быть максимально сильным. Лишь только клинок войдёт в сердце, летальный исход мне обеспечен почти мгновенно. Понял?

- Ну, в общем, да. В теории всё выглядит не так уж сложно. А вот как оно будет на практике…

- Всё будет хорошо. По-большому счёту, тут ничего сложного. Ты справишься. Выпьем ещё по одной?

- Пожалуй.

- И всё. А то опьянеешь – рука ослабнет. Рука должна быть твёрдой… (пауза) Кстати, этот чемоданчик твой.

- В нём деньги?

- А ты как думаешь?

- Деньги.

- Пятьсот тысяч. Как договаривались.

- Хотите, я позабочусь о ваших детях?

- О них позаботятся без тебя. Волнуешься?

- Немного.

- Без этого нельзя.

- Я понимаю.

- Помни. Ты не убиваешь меня. Ты даруешь мне свободу.

- Да, да, я как раз об этом и думаю. Я бы хотел… Мне бы хотелось сказать вам кое-что важное.

- Я слушаю.

- Значит так…

- Слушаю.

- Вы уж простите меня. Я в своих суждениях был несколько резковат. Может мои слова задевали вас…

- Давай-ка, Дмитрий, обойдёмся без прощений и без прочей лирики. Нечего нам тут разыгрывать друг перед другом сцены драматического толка. Я этого не люблю. У меня от такого начинается аллергия в виде страшного зуда по всему телу, я уж не говорю о мозге – тот вообще покрывается волдырями и медленно закипает в прямом смысле. Ты взрослый мужчина, я вообще старик древний… Не будем распускать нюни. Всё самое дорогое для меня осталось в далёком прошлом. Но я ни о чём не жалею. «Не жалею, не зову, не плачу, всё пройдёт, как с белых яблонь дым…». Это Есенин?

- Кажется, да.

- Это Есенин. Его «Чёрный человек» просто замечателен. Ты не находишь? Что с тобой, мой друг?

- Если теперь это ваш дом, то…

- Что?

- Кто же обнаружит… э… тело…

- Меньше всего я беспокоюсь о собственном трупе. Ты ведь о трупе говорил? Как-то ты осторожно обогнул это слово. Не волнуйся. Кто-нибудь да обнаружит. Если хочешь, можешь, уезжая, поджечь дом.

- Вы же его оставили сыну!

- Проклятье! Я и забыл. Нет, ну надо же! Что творится со мной сегодня? Вот что значит, не привык человек к ответственности. Не привык думать о других. Погоди-ка! Я же договорился с одной женщиной, которая должна приходить раз в неделю для уборки дома. Вот она-то и обнаружит.

- Не очень радостное зрелище её ждёт.

- Милый ты мой! Ха-ха… не очень радостное!.. По-твоему, я задумал это всё ради того, чтобы её повеселить?

- Ладно, мне всё равно.

- Так-то лучше. Ты становишься мной.

- Не дай, Бог.

- Убивший Минотавра становится Минотавром.

- Я не силён в греческой мифологии.

- Я тоже.

- Тогда, к чему вы…

- Да так, ни к чему. Болтаю всякий вздор. Не обращай ты на мою болтовню никакого внимания. Наверное, сам того не осознавая, я пытаюсь тянуть время. Отдаляю ту, последнюю минуту…

- Вы серьёзно?

- Кто его знает. Я столько раз