– Выходит, что да... Да ты не думай, я не ревную. Ты же не станешь жениться на Нонне Сергеевне...

– Нет... И не было у нас ничего с ней. Она по делу приходила. У нее сестра погибла, я это дело веду...

– Да ты не оправдывайся. Я тебе пока что еще не жена...

Панфилов понял, что пора уносить ноги. Он повернулся к Агате спиной, но она подскочила к нему, обвила руками его шею. И в это время открылась калитка в сетчатом ограждении, на пляж ворвался стремглав Антон Грецкий.

Только глянув на него, Марк Илларионович почувствовал неладное. Отец Агаты был взбешен. Налитые кровью глаза навыкате, лицо багровое от злости, голова наклонена, как у быка, вооруженного рогами.

Панфилов надеялся, что Антон остановится. Но он с ходу ткнул его головой живот. Ярость умножала его силу, и Марк Илларионович не смог устоять на ногах – настолько мощным оказался толчок.

Грецкий не растерялся и постарался закрепить победу. Панфилов получил кулаком в нос. Боль, вкус ржавчины во рту, склизкая мокрота в глубине носоглотки. Но в принципе ничего страшного.

Антон ударил его снова, кулаком. Но Панфилов отбил его руку, направил кулак в песок. Плечом оттолкнул противника, поднялся на ноги, опережая его.

Поднимаясь, Грецкий не успел разогнуться к тому моменту, когда Марк Илларионович ударил его ногой в живот. Поднял с земли, локтем смазал по челюсти. Еще удар, удар...

Он бил Грецкого, не позволяя ему падать. Не для того, чтобы прибить, а чтобы ввести его в шоковое состояние, согнать волну бешенства. И добился этого. Антон в панике подался назад, спиной прижался к забору. Неподалеку стояли вездесущие Левшин и Захарский, но Панфилов не позволил им даже пальцем прикоснуться к своему обидчику.

– Ну чего тебе? – зло спросил он, размазывая ладонью кровь под носом.

– Что ж ты творишь, гад? – чуть не плача от бессилья, взвыл Грецкий. – Сначала Настя, теперь Агата... Когда ж ты сдохнешь!

– Не нужна мне Агата, – покачал головой Панфилов.

На этом он мог бы закончить разговор, но на сцене появилась Настя. В спортивном костюме, с мокрой головой, без косметики на лице. Бесспорно, она была красива и в таком виде, но Марку Илларионову очень не понравился ее боевой настрой. Как всклокоченная курица, она закрыла собой мужа – как будто цыпленка защищала от орла. Ей невдомек было, что тем самым она унижает Антона. Но Панфилов поймал себя на мысли, что хотел бы сейчас оказаться на месте ее мужа.

– Стой! Не подходи к нему! – немигающе, с вызовом глядя на него, потребовала она.

– Да не трогаю я его, – потрясенно мотнул головой Марк Илларионович.

– Мама, он сам! – показывая на отца, заступилась за Панфилова Агата.

– А ты замолчи, дрянь малолетняя!

Агата не смогла стерпеть обиды. Надулась, поджав губы, побежала к дому. Мать проводила ее молчаливым, сожалеющим взглядом.

Зато Грецкий не стал молчать.

– Ну откуда ты взялся, скот? – в состоянии, близком к истерике, возопил он. – Что ты в нашу жизнь лезешь!

– Заткнись, – цыкнул на него Марк Илларионович.

– А ты ему рот не затыкай! – возмущенно протянула Настя. – Он правду говорит! Свалился на нашу голову!..

Панфилову ничего не оставалось делать, как последовать примеру Агаты. Только он направился к своему дому.

– И псов своих забери! – выкрикнул ему вдогонку Грецкий.

Он ничего не сказал. И знак своим телохранителям не подал. А если бы те сами, по своему разумению, накинулись на грубияна, он бы остановил их в том случае, если бы Настя бросилась его защищать. А при ее настроении она бы так и поступила...

Панфилов ушел. А в седьмом часу вечера к нему пожаловали и полковник Сагальцев, и майор Перелесов. Чуть погодя подтянулся и капитан Костромской.

Начальник РОВД раньше всех узнал, кто такой капитан Панфилов на самом деле. Это ему позвонили из Главного управления с требованием освободить Марка Илларионовича. Он же и объяснил майору Перелесову, кто спонсировал строительство опорного пункта в Серебровке и способствовал расширению штатов селянской милиции. Костромской тоже был в курсе событий, но, как и для всех других, многое оставалось для него за кадром.

Левшин протопил баньку, подогрел воду в бассейне. Захарский накрыл стол, подготовил бильярдную. Мужская компания в сборе, можно начинать.

Панфилова еще воодушевляло чувство причастности к большому офицерско-милицейскому братству, он был совсем не прочь поговорить о насущных делах райотдела и пока что руководимого им участка. Но уже не улыбалось ему «Жигулевское» пиво с раками, к столу он подал настоящее баварское пиво элитных сортов и хрустящую гору королевских креветок. Девочек заказывать он не стал. Хватит с него того, что Настя и Агата считают его гулящим из-за Нонны.

– Прекрасная банька. Превосходный дом... Не понимаю, Марк Илларионович, и зачем вам нужно в милиции служить, – распаренный, разогретый пивным духом, сказал Перелесов.

Он пытался обращаться к Панфилову на «ты», но всякий раз срывался на «вы».

– И не надо понимать... Как майора присвоят, так и сдам дела. Юра пусть здесь командует.

– Будешь, капитан, майором, будешь, – подтвердил Сагальцев. – На днях приказ подпишут...

– А опорный пункт не разберут? – встревоженно спросил Перелесов.

– Нет, – успокоил его Панфилов. – И штаты, как были, останутся.

– Может, еще парочку таких же опорников по району поставить? – с надеждой глянул на него Сагальцев.

– Зачем парочку? Можно и больше. В сельских поселениях.

– А как насчет того, чтобы в самом городе? – осторожно и заискивающе спросил Перелесов. – Новое здание РОВД можно поставить... Или хотя бы для службы участковых. А то у нас уже штукатурка с потолка падает...

Панфилов иронично посмотрел на своего непосредственного начальника. Для того Яков Андреевич и подбивал его разыскать неведомого спонсора, чтобы обновить свой кабинет.

– Нормально все будет...

Денег у него с избытком, почему бы не помочь родной милиции. Глядишь, через годик-другой в должности начальника РОВД поработать захочется, во время очередного, так сказать, отпуска...

– Ты, говорят, все дела Костромскому сдал, – спустя какое-то время, обратившись к Панфилову, сказал Сагальцев. – Сам только Максютовыми занимаешься.

– А что, нельзя?

– Ну почему нельзя? Можно. Даже нужно. Узнать хотел, что нового по этому делу.

– Работаем.

– Не нравится мне Грецкий. Дерганный он какой-то. И эта гильза, что у него во дворе лежит... Зря судья его выпустил. Как бы не сбежал...

– Не сбежит. Я за ним присматриваю.