– Не будем так не будем, – соглашаясь, махнул рукой Лосев. – Ладно, пойду я. А то жена заждалась...

– А что Грецкому грозит, не спросишь? – с некоторым удивлением посмотрел на него Панфилов.

– Да, кстати, что?

– Много-много лет заключения.

– Ясно...

Банкир снова собрался уходить, и снова Панфилов его остановил.

– К жене так торопишься?

– Само собой.

– И не спросишь, за что Грецкого задержали?

– Ты же сам сказал, что он гранату в тебя бросил...

– Но как мы узнали, что он?

– Ну, ясно как... Наверное, ты видел, как он в тебя ее бросил.

– Если бы я его видел, тогда и он бы меня видел. Тогда бы я не стоял сейчас перед тобой. В лучше случае в больнице бы лежал. А в худшем – в морге...

– Типун тебе на язык...

– Спасибо за пожелание... Кажется, жена тебя заждалась...

– Заждалась. Как бы истерику не закатила.

Лосев ушел, а Панфилов в раздумье обошел комнату по кругу.

– Мне кажется, недолюбливаешь ты своего соседа, – заметил Костромской.

– Не нравится он мне. Скользкий какой-то... Да и вообще...

– Что вообще?

– Пока я простым участковым для него был, нос задирал. А как узнал, что у меня за душой, так в друзья набиваться стал...

– Нормальное для нашего времени явление.

– Но ведь я перед тобой нос не задирал...

– А перед другими?

– Честно сказать? Было время, когда задирал. Кичился тем, что денег много. Даже противно об этом вспоминать...

– Может, и ему когда-то противно будет.

– Может быть, может быть... Жена ему истерику закатит... Вид у него такой, будто жены он боится.

– Что здесь такого? – пожал плечами Юра.

– Ничего... Нонна говорила, что он жену в кулаке держит. Я так понял, она даже пикнуть боится, не то что истерику закатить...

– Так кому верить, Нонне или ему?

– Не знаю... Зачем он ко мне приходил, а?

– Узнать, что случилось.

– Охранник на въезде мог бы ему сказать.

– Охранник охранником, а из первых уст всегда интересней...

– Логично. И все равно, какая-то заноза после него... Знаешь что, сходи-ка ты сейчас к охраннику на въезде. Спроси, говорил ли он Лосеву про ночной взрыв.

Костромской выполнил распоряжение. Сходил к охраннику, вернулся назад.

– Да, был разговор. Говорил ему охранник, что у вас в доме граната взорвалась...

– В доме?

– Да, он думал, что в доме. Так Лосеву и сказал...

– Тогда ясно...

К Панфилову снова подошел Захарский. Сообщил, что к нему пожаловала Анастасия Грецкая. Разумеется, он принял ее. Но с таким видом, будто не рад ее видеть. Примерно такой же вид был и у нее.

– Я хочу знать, что будет с моим мужем, – не глядя на него, спросила она.

Марк Илларионович ответил не сразу. Сел в кресло, утопая в нем, небрежно закинул ногу за ногу.

– Мне все равно, что с ним будет.

– Как это тебе все равно? – возмутилась она.

– Давай без истерик, – поморщился он. – Твой муж обвиняется в убийстве Аллы Максютовой. Твой муж покушался на мою жизнь. Что не так?

– Все не так.

– Хочешь сказать, что я сам гранату во двор себе бросил?

– Нет, не хочу...

– Тогда что?

– Антон не мог бросить гранату.

– Потому что в момент взрыва он находился с тобой?

– Нет, мы спали в разных комнатах...

– Я это знаю.

– А я подтверждаю... Но Антон не покушался на тебя...

– Не покушался так не покушался. Суд разберется. Если его признают невиновным, буду рад. Если нет – плакать не стану... По факту покушения будет возбуждено уголовное дело. Но я в расследовании участвовать не хочу. Я умываю руки. Что будет, то будет...

– Ты должен помочь Антону! – заклинающе глядя на него, потребовала Настя.

– Один раз я уже вытащил его из тюрьмы. И что? Ты обещала прийти ко мне, но так и не пришла. Я ждал...

– Я приду. Хочешь, сегодня... Только если ты пообещаешь...

– Я могу только одно пообещать, – перебил ее Панфилов. – Обещаю, что не буду ставить ему палки в колеса. Если выкрутится – хорошо, если нет, я здесь ни при чем... А приходить ко мне не надо. Нонна ко мне сегодня придет, – нарочно соврал он.

– Нонна? – вскинулась Настя.

– А почему нет?.. Ты же знаешь, что она ко мне приходила. И еще придет...

– У вас роман? – дрогнувшим голосом сказала она.

– Тебе не все равно? У тебя есть муж, о котором ты так горячо печешься. Пусть у меня будет Нонна.

– Ты нарочно меня злишь? – догадалась Настя.

– А ты злишься? – колко усмехнулся Панфилов.

– Нет, но... Однажды Нонна уже стояла между нами...

– А сейчас между нами стоишь ты. Между нами – между мной и тобой. Ты – между мной и тобой... Ты же не любишь Антона.

– Нет. Но он – мой муж. И он в беде...

– Я не виноват, что Антон бросил гранату в мой огород...

– Не было этого.

– Но ведь он злился на меня.

– Да. Но не до такой же степени, чтобы убивать... Да и откуда у него могла взяться граната?

– Могла. И теоретически могла, и практически... Но не о том разговор. За что он злился на меня?

– За то... Агата влюбилась в тебя...

– Она сама тебе это сказала?

– Да.

– Но я здесь ни при чем. Я не влюблял ее в себя.

– Она – моя дочь. Поэтому сама влюбилась... Когда Антон увидел вас вместе, он просто озверел...

– Когда человек звереет, он теряет рассудок...

– Может быть. Но гранату он не бросал. Не мог он этого сделать...

– Ну, не мог так не мог. Значит, скоро выпустят...

– Ты хочешь отвязаться от меня?

– Нет, я хотел бы привязать тебя к себе. Но ты артачишься...

– Я не артачусь... Я не знаю, что делать. Я запуталась, – сказала Настя и, чтобы не выдать своих слез, прикрыла глаза ладонью.

– Может, я помогу тебе распутаться? – помимо своей воли смягчился Панфилов.

– Нет. Ты только больше все запутываешь...