— Не снимайте с неё маску! И не включайте света.

— Никто и не включает, — стал оправдываться тот. — Считаете — ей будет лучше в полярную ночь?

— Так врачи считают, — отрезал Терехов и попытался надавить на малахольного опера. — Может, объясните причину задержания? Причём зверскую!

— Не зверскую, а жёсткую, — поправил опер. — Пришло сообщение по экстренной связи: задержать на борту. Никакой информации пока больше не поступало, ждём. К вашим документам претензий нет, а вот по паспорту вашей жены есть вопрос.

У Терехова перед глазами промелькнула довольная физиономия паспортиста, прячущего гонорар в набедренную сумочку.

— Поддельный, что ли?

— Нет, паспорт действительный, натуральный, — чуть поспешил он. — Но выдан на следующий день после регистрации брака, а обычно получают через две-три недели.

— Хорошо попросил — выдали, — признался Терехов. — Вошли в положение, больные глаза...

— Во сколько обошлась просьба? — ухмыльнулся опер.

— Шоколадка.

Он, конечно же, не поверил, но и заострять на этом внимание не стал, ибо притомился ходить вокруг да около, и всё равно начал издалека.

— Вот вы зрелый человек, но скоропалительно женились и отправились в свадебное путешествие... А что вы знаете о своей молодой жене, кроме её странного заболевания? Или спонтанная любовь вас тоже ослепила?

— Любовь — это что, криминал? — наливаясь тяжёлым неудовольствием, просипел Терехов. — Или мне следовало собрать досье на невесту, взять у вас справку и только потом жениться?

— Вам известно, что она в розыске? — наконец-то достал дна опер. — За тяжкое уголовное преступление. Может, перестанете морочить голову и расскажите всё, что знаете? Добровольно. И это вам зачтётся как явка с повинной. Вы не юный влюблённый мальчик и понимаете: укрывательство преступника — тоже уголовно наказуемое преступление.

В последний месяц Терехов пережил столько допросов, сколько их за всю жизнь не было, и ни разу не вспомнил об адвокате. А тут — словно кто на ухо шепнул: «Тяни время и требуй адвоката».

Он тут же и озвучил подсказку:

— Без адвоката разговаривать не стану.

И ещё добавил:

— Имею право!

— Разумеется, — легко согласился опер. — Право такое есть. Адвоката вам пригласят. Или предпочитаете своего?

— Своего! — сказал наугад.

И лихорадочно начал вспоминать, есть ли у него знакомые юристы, но никого, кроме газпромовского, не вспомнил, да и с тем знакомство было шапочным.

— Что же, вам принесут телефон, вызывайте... Только можно обойтись без лишних хлопот и расходов: вы рассказываете о своей жене, мы оформляем явку с повинной, переводим в свидетели и отпускаем. А на свободе вам будет легче помочь своей жене! Вы это понимаете?

За допросом наблюдали сквозь волчок в двери, потому что, едва Терехов вскочил, как на пороге нарисовался милиционер с резиновой дубинкой.

— Не волнуйтесь, присаживайтесь, — мирно попросил опер. — И прислушайтесь к голосу опытного и разумного человека.

— Вы хоть соображаете, что предлагаете? — возмутился Андрей и сел. — Оговорить свою жену!

— Почему же оговорить? Рассказать всё, что известно. Вас могли ввести в заблуждение, попросту обмануть. Вы же ничего толком о ней не знаете. Или только с её слов. Возможно, и не догадывались, что жену разыскивает милиция! Признайтесь честно: не догадывались, пока не заметили странности в поведении? Например, стремление к самоизоляции, нежелание фотографироваться, появляться в общественных местах... Понимаю, вы отнесли это к заболеванию, светобоязни. Но ведь у вас же закралось подозрение, что здесь не всё чисто? Вы — опытный и наблюдательный человек, закончили погранучилище. Вас учили шпионов ловить, уважаемый! Так что не нужно прикидываться влюблённым юношей.

— Не нужно меня лечить! — огрызнулся Терехов и попытался вспомнить, от кого недавно уже отбрёхивался подобной фразой — не вспомнил.

Опер сделал знак милиционеру, и тот исчез за дверью.

— Я тебя не лечу, — панибратски сказал он. — Вразумить пытаюсь, как мужика... Барышня твоя сговорчивее оказалась. И обо всём поведала. За что дело возбудили, объявили в розыск... Нанесение тяжких телесных повреждений, угроза убийством и реальные действия, связанные с реализацией намерений. Оставление в опасности... Да много там всего! На десятку корячиться, а это срок... Так она и тебя подверстала под статью, соображаешь? Утверждает, что ты обо всём этом знал, потому что дружил с неким капитаном Репьёвым, начальником заставы. Теперь сам посуди: есть смысл бычиться и уходить в несознанку? Видишь, я ничего не записываю. У нас не протокольная беседа.

— Вы пытали её, — совершенно наугад брякнул Терехов. — Включали лампу и светили в глаза.

— Да бог с тобой, Терехов, — отшатнулся опер. — Сама всё рассказала!

— Оговорила себя!

— А вот плохо ты знаешь свою молодую жену! — торжествующе произнёс он. — Мотивы совершенно другие.

— Ну и какие же?

— Она прилетела сюда, чтобы очиститься от скверны и вернуть человеческое зрение.

Если он не говорил чистую правду, то излагал версию, максимально к ней приближённую. Потому что Андрей нечто подобное от неё слышал ещё на Алтае. Одержимая своими заморочками, Алефтина уверяла, что Таймыр — зона чистоты и истины, зона покаяния. И здесь невозможно кривить душой, лицемерить, говорить неправду, даже если это себе во вред.

— Ну, что, я это выдумал, скажешь? — подтолкнул опер замершие в одной точке мысли, как подталкивают маятник часов. — На «пушку» беру? Откуда я могу знать такие подробности, если информация пришла только о задержании?

— Вот когда придёт основательная, конкретная, заглядывай, — отпарировал Терехов. — А то мы воду в ступе толчём.

— Напрасно ты так, — разочаровался тот вроде бы искренне. — Подтвердится — будет поздно.

— Лучше поздно, чем никогда, — опять наобум брякнул Андрей.

Опер не понял, но переспрашивать и уточнять что-либо не стал, верно, не желая выглядеть туповатым собеседником.

— В принципе, могу тебе организовать очную ставку, — заявил он, — чтоб ты убедился... Но не стану. Подожду, когда материалы дела придут. И вот тогда я тебя в блин раскатаю.

Терехов вдруг поверил, что Алефтина и впрямь всё рассказала, на первом же допросе, и из желания этой самой чистоты. Но дух противления всё же победил:

— Придут — попробуй, — отозвался он. — А нет — спрошу с тебя за испорченное свадебное путешествие.

Опер уже дошёл до дверей, но вернулся и постучал по столу указательным пальцем, напоминающим спусковой крючок пистолета:

— Или проще сделаю. Выпрошу у руководства лимитные места на рейс и отправлю по месту запроса, в Новосибирск. Пусть у них голова болит. Вот тебе и будет свадебное путешествие...