— Что же не пошла? — равнодушно спросил Терехов. — Третья — не десятая...

И нарвался на жёсткий и колючий ответ:

— И десятой бы пошла в его гарем! Чтоб не быть одинокой! Ты знаешь, что такое одиночество в тридцать лет?

— В тридцать — не знаю, — отозвался Андрей. — В сорок — суровое.

Палёна его услышала, усмирила бунтующий голос.

— Мешков умеет делать жизнь окружающих женщин наполненной. Мотивациями и смыслом. Да, всё примитивно, на низменных чувствах, на сексе, на вожделении... Но в этом что-то есть! Особенно в тридцать, когда бунтует разбуженная женская природа.

— Такой мужчина, — ухмыльнулся Андрей, — а ты променяла его на вечного капитана с заставы?

— И не жалею! Это мой принц!

— Похожий на сутенёра...

Палёна не захотела слушать оскорбления в его адрес.

— Ночью Мешков повёз меня на Укок, — продолжала она с романтической откровенностью, — чтоб искупать в священной реке и приобщить к таинству шаманского духа. Обряд такой придумал. То есть я бы тоже стала шаманкой! И тут случилось чудо: я встретила Георгия! Представляешь: ночь, красное полнолуние, волки воют, а меня что-то потянуло, потянуло в каменную пустыню. Отошла на сто метров в сторону и заблудилась. Я и так тогда плохо ориентировалась в горах... Часа полтора шла куда-то, страшно, жутко, а сама шепчу: появись, отзовись, мой принц! Не поверишь — дозвалась! Вдруг смотрю — от красной луны скачет всадник, воин! Я вцепилась в стремя: возьми, не отдавай Мешкову! Меня же учили покорности воле мужчины. Пока ты в ложе и взираешь на турнир в честь тебя, ты — принцесса, а потом должна держаться за стремя своего рыцаря-победите-ля. Так вот: он скачет, а я держусь! Не вытерпел, взял в седло. Сначала на заставе жила, потом в Кош-Агаче устроил. А сейчас отдал тебе. Знает, что люблю его, и отдал.

Кажется, она ещё раз сглотнула слёзы, подавила всхлип и беззаботно потянулась. Видимо, искусство владеть собой в Школе принцесс было доведено до совершенства.

— Но я не жалею! И всё Репьёву прощаю. Он умеет любить, и если делает что-то гнусное, то всё во имя ослепляющей любви. Потом жалеет. Он бы и тебя давно ликвидировал, если бы ты проявил интерес к его Ланде! Ты знаешь, что Ланда тебя всюду ищет и ходит по пятам? Ждёт только момента... И сейчас чуть не увела тебя, Терехов! Ты хоть понял, где целый час проболтался? Если бы не закричала, ты бы уже нашёл своих лошадей. И скакал бы на серой кобылице в яблоках... за гнедым жеребцом. Ты — очередная жертва чёрной совы. А может, и добыча.

Её тайное, скрываемое несчастье прорывалось сквозь беззаботный тон и уже казалось таким огромным, что не вмещалось в пространство кунга. Оно, это несчастье, незримо источалось, как проникающая радиация, отравляло воздух и лениво утекало в космос сквозь приоткрытый люк. Андрею стало душно, хотелось выйти под ледяной ветер, однако он лишь посмотрел на дверь и сказал жёстко:

— Завтра уедешь на заставу.

Палёна вынула ногу из люка и перевернулась на живот.

— Я останусь здесь, с тобой.

— Всё равно ты не сможешь ходить.

— Смогу. И даже хромать не буду.

— Тебя учили повиноваться мужчине?

— Меня ещё учили ходить по стеклу и углям! А повинуюсь я теперь единственному, которого люблю.

— Ты что — охранять меня будешь?

Она достала сигареты, щёлкнула зажигалкой, но курить передумала.

— Репьёв сказал: не оставлять одного. Ни при каких обстоятельствах. Ты же понимаешь: ведьма уведёт тебя, как только останешься без присмотра.

— Кто меня уведёт?! — чуть не закричал он, хотя уже знал кто. — Что ты несёшь?

Помощница вскочила, захлопнула люк, после чего села в позу лотоса, аккуратно подвернув забинтованную ступню, и прислушалась к шуму ветра за стенками. Таким образом она словно тянула паузу, пережидала, когда в нём перегорит вспышка гневного неудовольствия.

— Ты ей нужен, — вкрадчиво и примирительно сообщила она. — Только зачем — никто не знает. Чёрная сова любит потешаться над туристами, даже с учителями и шаманами шутит. Сколько их уже было с «похмельным синдромом»! — она рассмеялась. — Мешков — и тот угодил под её чары! Нет, шаман похмельем не страдал, но был с унизительным позором изгнан. Ланда пробудила всех духов плато Укок, и они так отмолотили несчастного шизотерического романтика, что Лагута едва спасла его от смерти! Лагута — вторая жена шамана. Чёрная сова перекрыла ему все пути! И теперь Мешков появляется тайно и редко. Репьёв говорил, что он всё равно ищет встречи с Ландой. Может, врал, потому что сам своего Ландыша ищет. Хотя оба от неё уже пострадали. А тебя до сих пор не тронула, бережёт! Значит, ты ей нужен. Возможно, понравился, хотя я так не думаю. Но Репьёв в этом уверен и никогда её не отдаст. Меня можно дарить, а всадница Укока принадлежит только Луноходу.

— Узнаю Репьёва, — успокаиваясь, обронил Терехов. — Однажды он уже делал мне такой подарок.

— Какой подарок?

— Девицу свою подарил, Светку. Сам махнул с третьего этажа, а его подруга назвалась Людмилой. Они были сёстрами-близнецами...

Она не дослушала и рассмеялась:

— Это очень забавная история! Ты не обижайся, Репьёв мне рассказал. Мы треплемся с ним, как два мужика... Жизнь вас женщинами повязала... И детьми тоже.

— Детьми? Что ты хочешь сказать?

— Репьёв уверен, что твой первый сын не от тебя. Твоя бывшая жена призналась. И назвала Егором, в память их любви.

— Имя Егору придумал я! — Терехов готов был взорваться, но сдержался, чувствуя неуместность своего гнева.

Палёна уловила его и съёжилась.

— Нет, конечно, пусть бы тебя увела чёрная сова, мне даже лучше. Появилась бы надежда... Но это будет пустая, бессмысленная надежда, Репьёва ничем не отбить. А я не хочу разрушать мир, в котором сейчас живу. Поэтому не оставлю тебя одного. Она здесь, совсем близко. Ходит вокруг, ждёт, возможно, слышит нас и смеётся.

Последние слова она произнесла липким, как паутина, шёпотом, заставив Терехова прислушаться. За стеной кунга урчала электростанция, и шумел ветер. Он выглянул в окошко, но там была темень, прожектор горел с обратной стороны, над входом.

— Сейчас увидишь — там никого нет! — и распахнул дверь.

Показывал ей, но более хотел посмотреть сам. И в тот же миг почудилось, что в прожекторном луче мелькнули конские задние ноги, послышался удаляющийся стук копыт — и всё исчезло. Палёна ничего этого видеть не могла, однако топот услышала.

— Вот! Ускакала на коне! Слышал?

— Ничего я не слышал, — назло ей отозвался Андрей. — Всё, замолчи! Хватит морочить голову! Сейчас выключу станцию — и спать.

— Не выключай! — она прыгнула с кровати и схватила за плечи. — Пожалуйста! Репьёв говорил, что Ланда боится яркого света. Потому что слепнет.