Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Однажды Могадор напишет о себе: «Мой характер, наверно, был выдуман в добрый час… Я люблю до безумия и ненавижу до бешенства… Способна желать смерти тем, кто мне ненавистен… В моем характере нет ничего, раз отмеренного. Веселье, скука, привязанность, ощущения, лень, деятельность — я все преувеличиваю… Моя жизнь — затянувшаяся чрезмерность… Никому из разумных женщин их „да“ не доставляет такой радости, как мне мое „нет“. Мне больше всего нужны мужчины, которым я не нужна».
Чем не Кармен?
Когда они встретились, ему было двадцать семь или двадцать восемь. А ей почти сорок два! При этом она ещё была на редкость привлекательной, в самом соку и меняла любовников, что называется, как перчатки. И похоже, что Бизе она привязала себя именно постелью — он её обожал, у него совершенно «снесло крышу».
А она вертела им как хотела. Сначала заявляла: «Вы мне надоели, уходите из моей жизни, я совершенно не собираюсь с вами иметь дело, мне это всё уже опостылело, мне неинтересно». Но короткое время спустя могла поманить обратно: «Мой милый Бизе, мне не хватает твоей наивности, твоего мальчишеского задора и шарма, твоей любви ко мне, той чашки кофе в постель, которую ты мне приносишь».
И опять он как мальчишка бежал к ней! Она, лёжа в постели или закинув ногу за ногу, покуривала трубку, попивала кофеёк, гладя его по голове и приговаривая: «Ну напишите мне что-нибудь интересное!» В то время на сцене шла одна его опера, «Пертская красавица», шла без всякого успеха. После премьеры Шабрийан обозвала его неудачником, сказав: «Пошёл вон!»
Неудачник из «Опера-Комик»
Говорят, вскоре после этой премьеры, после того, как мадам Шабрийан в очередной раз выгнала его, Бизе гулял по набережной Сены и проходил мимо дома своего учителя Фроманталя Галеви, того самого, что написал очень популярную когда-то оперу «La Juive» (в буквальном переводе — «Жидовка», в России ставилась под названием «Дочь кардинала» — Л. К.) И вдруг — голос из окна: «Господин Жорж, а вы совсем забыли свою бедную девочку?»
Женевьева Бизе
Девочку звали Женевьевой, она была дочерью Галеви. «Вы же обещали на мне жениться!» — кричала она Бизе, который уже был близок к самоубийству. Женевьева пригласила его на чай, они начали встречаться, и однажды он сказал: «Кажется, я выполню своё обещание. Мне с вами очень хорошо». Она становится его женой, рожает ему ребёнка.
Но дела Бизе идут ни шатко ни валко. Ни «Арлезианка», ни «Джамиле» успеха не имеют. У Бизе нет денег, ему не на что содержать семью, и он идёт преподавать в Парижскую консерваторию. А Женевьева говорит: «А мне не нужен простой учитель, мне нужен яркий композитор — как мой отец».
И завела роман с человеком, Делабордом, который гадил Бизе во французской консерватории. Он, конечно, не вышел ростом, но щёголь и красавец, и Жевевьева начинает себя вести — опять же! — как Кармен. «Боже мой, почему в моей жизни все время присутствуют какие-то роковые женщины, femmes fatales, которые меня хлещут по лицу? — вероятно, не раз сам себя спрашивал Бизе. — Разве я заслужил к себе такое отношение? Я люблю их, я стараюсь быть им приятным, я стараюсь для них создать и уют, и тепло… так за что же?»
Для следующей оперы он выбирает новеллу незадолго до того умершего Проспера Мериме. Чувствует ли он, что сделал выбор на всю оставшуюся жизнь? Опера рождается трудно, он советуется с жившими в Буживале Виардо и Тургеневым, который переводил, и не без успеха, Мериме на русский язык. Точно так же, как специально выучивший русский язык Мериме переводил на французский Пушкина и других корифеев русской литературы.
А Виардо наверняка рассказывала Бизе о Севилье. О том, что там каждый год происходит своего рода съезд европейских цыган. Они разбивают шатры, они поют, танцуют, они жгут костры, и этот сумасшедший дом продолжается целую неделю. И кто мог лучше её рассказать ему о характере этой испанской цыганки, очень не похожей на героиню новеллы? Или просто подсказать в одном месте сгустить вокальную краску, в другом — добавить «перца» в сюжет, в третьем… Я уверена, что в эти советы она вложила тот жар души, те знания, ту страсть, которые очень пригодились бы ей в том случае, если бы она могла сама — первой в мире! — спеть Кармен… Кто знает — может быть, в этом случае премьера в Opéra Comique прошла бы по-иному?
Эли Мириам Делаборд, злой гений Жоржа Бизе
А так — полный провал. Даже давний друг Гуно обвиняет Бизе в плагиате. Публика раздавила его — шикала, гукала, свистела… Обозвала «Кармен» пошленькой музыкальной комедией, обвинила в надругательстве над сюжетом Мериме. И вообще, мол, это всё не про то и не так, и мы иначе это чувствуем — и так далее. Бизе был в ужасе, в отчаянии, просто в шоке: «Боже мой, я вложил в эту оперу всё свое сердце, всю свою душу… и за что?» Чайковский, как известно, предрёк, что через десять лет «Кармен» будет самой популярной оперой в мире (узнал ли об этом Бизе?), но ошибся — это произошло намного скорее! Полина Виардо предсказала, что критики со временем очень пожалеют, что так поступили с Бизе…
Но он сам… Он снова и снова возвращается на ту же набережную Сены и мысленно обращается к своему учителю Фроманталю Галеви: «Маэстро, ну что же это такое? Почему я такой неудачник, почему я несчастен во всех смыслах этого слова? Неужели надо мной висит цыганское проклятие? В детстве какая-то цыганка сказала мне, что я очень талантлив, но при жизни никогда не узнаю настоящего успеха. Неужели это сбывается?»
И однажды он увидел свою жену, которая прогуливалась вдоль Сены с этим Делабордом. Делаборд осведомился: «А, месье, вы тоже здесь? Ну что же, не хотите ли вы утопиться после такого провала вашей оперы?» А она, его