— Как бы не так! — сказала решётка. — Она намазала маслом мои петли, а вы оставляете меня на съедение ржавчине.

Колдунья одним прыжком слетела с лестницы; но решётка, радуясь, что может свободно двигаться, поминутно отворялась и затворялась, и в ту минуту, когда Виперина хотела выйти, захлопнулась с такой силой, что чуть-чуть её не раздавила.

Фраголетта бежала не оглядываясь; но, несмотря на свой страх, она не забыла, однако, сказать приветствие речке и перешла её, как и в первый раз. Виперина прибежала к берегу вслед за ней.

— Ну, грязный ручей, расступись, — закричала она, — или я тебя высушу.

Поток расступился, но когда Виперина дошла до середины, вода вдруг поднялась, хлынула на колдунью и потопила её в одну минуту. Нимфа отомстила.

Возвратясь домой, Фраголетта отдала шкатулку своей свирепой госпоже. Можно себе представить, какую мину сделала людоедка! "Это опять штуки Белебона! — подумала она, — но я сумею отомстить. Лучше смеяться последним, чем первым!"

4

В тот же вечер она велела Фраголетте лечь спать в своей комнате.

— Запомни хорошенько, — сказала она ей, — в курятнике три петуха: красный, чёрный и белый. Сегодня ночью когда они запоют, ты мне скажешь, который из них пропел. Берегись, если ошибёшься; я разом проглочу тебя.

— Белебона не будет здесь, я погибла! — подумала Фраголетта.

В полночь пропел петух.

— Какой петух пропел? — спросила колдунья.

— Белебон, — прошептала Фраголетта, — скажи мне, какой петух пропел.

— Если вы поцелуете меня, я скажу, — отвечал ей чей-то шёпот.

— Нет.

— Жестокая, я не хочу, чтоб вы погибли. Это пропел красный петух.

Колдунья соскочила уже с постели и подошла к Фраголетте.

— Отвечай, или я тебя съем.

— Это пропел красный петух, — сказала вся дрожа Фраголетта.

Колдунья, ворча, снова легла на кровать.

В ту же минуту запел другой петух.

— Какой петух пропел? — спросила старуха.

Белебон опять подсказал Фраголетте ответ.

— Чёрный петух.

Колдунья снова легла, ворча, на кровать.

На рассвете раздалось ещё раз пение петуха.

— Белебон, помоги мне! — прошептала Фраголетта.

— Поцелуйте меня, — отвечал он. — Мне наскучила ваша жестокость.

Колдунья между тем, раскрыв свою кровожадную пасть, подходила к Фраголетте.

— Белебон, Белебон! — закричало бедное дитя, — если ты меня покинешь, ты будешь виноват в моей смерти.

— Белый петух пропел, — сказал Белебон, который не мог побороть жалости.

— Белый петух! — закричала Фраголетта.

— Всё равно, изменница, — сказала в ярости людоедка — твой час пробил, ты должна умереть.

С этими словами она бросилась на свою жертву. Но Фраголетта была молода и ловка; она вырвалась, открыла окно и выскочила в сад. Взбешённая колдунья бросилась за ней, но прыгнула так неловко, что зацепилась ногой за окно, упала вниз головой и выбила себе оба зуба, в которых заключалась её сила и жизнь. Под окном лежал только её труп.

5

Оставшись вдвоём с Белебоном, Фраголетта задумалась о том, что с ней будет. Возвратиться на родину ей и в голову не приходило; она была сирота, и все её забыли. Оставаться в этом доме, где она столько вынесла, Фраголетта также не намеревалась. Белебон, со своей стороны, ничего не говорил. Он был счастил, что Фраголетта около него, и боялся думать о будущем. Однако наступил день, когда она потребовала свободы. Белебон не мог ей отказать в этом, но напомнил неблагодарной всё, что он для неё сделал, и предложил ей руку и сердце.

— Нет, — сказала Фраголетта, — я не выйду замуж за сына колдуньи.

— Уезжайте тогда, — сказал бедный Белебон, — уезжайте, так как ничем нельзя вас удержать. Но прежде чем покинуть меня в этом доме, где я умру вдали от вас, докажите мне хоть раз в жизни своё дружеское расположение; дайте мне руку и простите грех моего происхождения. Не будем расставаться, как чужие.

Фраголетта протянула руку, он взял её и покрыл поцелуями и слезами. Она не отнимала руки и смотрела на него с каким-то особенным выражением.

— Прощайте, Фраголетта, — сказал Белебон, — вы уносите с собой моё счастье и жизнь. Счастлив, сто раз счастлив тот, кому вы отдадите эту руку.

— Ну, — сказала она, — так как ты и держишь её, то возьми ее совсем.

Белебон поднял голову и рыдая бросился к ней на шею. А она, причудница, поцеловала его в лоб и принялась смеяться и плакать вместе. Никогда нельзя знать, что происходит в сердце женщины.

Через два дня они повенчались.

Так кончается сказка. Но позволительно спросить, что сталось потом с нашей четой. Продолжал ли Белебон заниматься опасным ремеслом своей матери, и возвратилась ли Фраголетта со своим мужем к людям, чтобы вести человеческую жизнь? Я написал по этому поводу одному ученому сицилийцу, члену академии в Катанье, Агринте и др.

И вот его ответ:

"Милостивый Государь!

В наших старинных летописях я не нашёл нигде имён Фраголетты и Белебона; но, не доверяя своим скудным познаниям, я обращался к моим учёнейшим собратьям всех академий, и они ответили мне, что ни у одного из народов, завоевавших Сицилию, как то: пелазгов, сиканов, финикийцев, греков, карфагенян, римлян, арабов, норманов, испанцев и др. не существовало мужа-колдуна. На основании этого можно допустить, что и Белебон после своей женитьбы не был злонамереннее других".

Такого именно мнения мне и нужно было; оно мне кажется мудрым и правдоподобным. Отдаю его на суд моих читателей и в особенности читательниц.

Божьи гуси

У одного помещика был сын, такой злой, ленивый и своенравный мальчик, что сами родители были ему не рады. Для исправления они отдали его пастору.

— Я не хочу ничего делать, — говорил ребенок, — я родился дворянином, дворянин ничего не делает. Посмотрите на моего отца!

Пастор стал объяснять ему, что его отец раньше был полковником, а прежде чем сделаться полковником, всякий, кто не родился князем, должен быть майором, капитаном, поручиком, кадетом. Для того же, чтобы сделаться кадетом, нужно уметь читать, писать своё имя, фехтовать и знать много других хороших вещей.

— Ну, что ж, — сказал мальчик, — я хочу быть императором; император ничего не делает.

Пастор опять принялся толковать ему, что у императора больше дела, чем у крестьянина, что ему не хватает дня для одних отказов всем тем, кто просит у него места, не имея на то права.

— Если так, — сказал мальчик, то хочу быть Богом. Бог ничего не делает.

Пастор всплеснул руками.

— Подумай, дитя моё, — сказал он, ведь Бог управляет всем миром. Та рука, которая направляет солнце, указывает также путь муравью. Его взоры обнимают в одно и то же время всю вселенную и малейшие побуждения, рождающиеся в