Повесив трубку, я подумала, что временами – хотя и не так часто, как хотелось бы, – работа сыщика приносит удовлетворение.

Ладно, пора переходить к своим проблемам. Следующий звонок я сделала в одну телефонную компанию – там у меня давным-давно есть осведомительница, что, согласитесь, при моей работе просто необходимо. Девушка пообещала добыть мне нужные сведения, и сразу после обеда раздался звонок. Полученная информация окончательно убедила меня, что самое время снова побеседовать с Селеной Уоррен.

Селену я разыскала в художественной галерее. Мне не составило труда договориться с ней о встрече на вечер.

Девушка открыла дверь сразу же. Одета со вкусом: темно-синие брюки и зеленовато-синий свитер, что чудесно шло к ее синим глазам и темным, до плеч, волосам. Похоже, Селена вполне оправилась после смерти любовника, по крайней мере внешне.

– Пройдемте на кухню, – предложила она.

Я проследовала за ней через гостиную весьма шизоидного вида. Новые стулья ядовито-изумрудного цвета стояли по обе стороны потрепанного оливкового диванчика. До блеска отполированный антикварный комод красовался на потертом грязновато-коричневом ковре. Некогда белые стены потемнели от грязи, кое-где краска свисала клочьями, создавая не самый удачный фон для многочисленных картин Нила Константина.

– Мы как раз взялись за ремонт, когда Нил… когда Нила убили, – объяснила Селена со следами печали в голосе.

Сидя за кухонным столом, я попивала отличный кофе, лакомилась ореховым рулетом и разве что не обвиняла Селену Уоррен в убийстве.

– Может, вы проясните мне кое-что, – начала я.

– Конечно.

– Помните, вы сказали, что каждый день в девять часов вечера звонили Нилу из Чикаго?

– Не помню, что говорила, но это чистая правда.

– Каждый день?

– Да, каждый день.

– Но в телефонной компании нет информации о звонке на этот номер из Чикаго в понедельник двадцать второго.

– Это какая-то ошибка, – медленно проговорила Селена, побледнев. – А, вспомнила… Нил предупредил в воскресенье, что в понедельник вечером его не будет, поэтому я и не звонила. Совсем об этом забыла.

– Он вам не сказал, куда собирается?

– Я не спрашивала.

Что ж, рисковать так рисковать.

– В тот понедельник вас видели в Нью-Йорке. – Импровизировать нужно как можно более правдоподобно. Но мне-то врать не привыкать.

– Это неправда!

– Боюсь, что правда. Послушайте, Селена, полиции я еще ничего не сказала. Прежде хотела дать вам возможность объясниться. Надеюсь, мне не придется сообщать властям об этом обстоятельстве.

Последовала пауза.

– Хорошо, – тихо согласилась, девушка. – У меня были личные дела в Нью-Йорке… Убедившись, что с мамой все в порядке, я договорилась с сиделкой, чтобы она присмотрела за ней до вторника, а сама улетела в Нью-Йорк… Но к чему все это? Нила ведь убили лишь через неделю…

– Все так. Но Агнес Гаррити убили как раз двадцать второго, между полуночью и двумя часами.

– Агнес Гаррити? Я эту женщину даже не знала.

– Возможно. Но тот, кто застрелил Нила, застрелил и миссис Гаррити.

– В этом нет никакого смысла! Я уверена, что Нил тоже не был с ней знаком. Какое отношение может иметь смерть этой женщины к смерти Нила?

– Именно это я и пытаюсь выяснить. Селена, вынуждена спросить вас, какое именно личное дело заставило вас вернуться в Нью-Йорк. – Девушка тотчас ощетинилась, и я быстро добавила: – Это вовсе не праздное любопытство, поверьте! Я должна решить, могу оставить это обстоятельство между нами или нет…

– А вы не пойдете в полицию?

– Нет, если будет ясно, что ваше возвращение в Нью-Йорк не имеет никакого отношения к убийствам.

– Хорошо. Я вернулась, чтобы сделать аборт. Вы, наверное, потрясены? Знаете, иногда это единственный выход…

– Я вовсе не потрясена и не осуждаю вас. Честное слово! Но почему вы не подождали до своего возвращения или не сделали аборт в Чикаго?

– Очень просто. Еще до отъезда в Чикаго я посетила частную клинику здесь, в Нью-Йорке. Врач осмотрел меня тогда и сказал, что срок беременности слишком мал, и назначил операцию на двадцать второе. Мне не хотелось менять дату без крайней необходимости. Кроме того, я доверяла доктору Питерсу…

– Сколько времени вы пробыли в клинике?

– Несколько часов.

– А потом?

– Потом поехала к Франни и провела у нее всю ночь. Это она подыскала мне клинику, и она пошла со мной, когда… когда…

– Поэтому в тот вечер вы позвонили Нилу от Франни, а он решил, что звонок был, как обычно, из Чикаго?

– Да… – Селена произнесла это слово почти шепотом.

– Ребенок был его?

– Конечно, его! – внезапно разъярилась девушка.

– Простите. Я не хотела вас обидеть. Просто стараюсь понять…

– Даже если я скажу вам, почему сделала аборт, вы все равно вряд ли поймете!

– И все же попытайтесь. Это может оказаться очень важно.

– Не понимаю почему. К убийствам мои проблемы не имеют никакого отношения, ни к одному, ни к другому. – Селена испытующе посмотрела на меня, словно выражение моего лица могло помочь ей принять решение. – Да какая разница, – сказала она со вздохом, обращаясь сама к себе. – Сейчас это уже не имеет значения…

Через секунду-другую последовал еще один вздох. И она начала рассказ:

– Видите ли, Нил постоянно твердил, чтобы я развелась и вышла за него. Я любила его сильнее, чем кого-либо в своей жизни, и, думаю, в конце концов мы бы поженились. Но я была не готова к браку… Если бы Нил узнал о ребенке, он взялся бы настаивать на своем с удвоенной силой… А я просто не могла… пока не могла, не знаю, как объяснить… Поэтому я и сделала то, что сделала. – Она судорожно сглотнула. – Вы наверняка считаете, что я взбалмошная и эгоистичная…

– Ничего подобного! Должно быть, решение далось вам нелегко, – сочувственно проговорила я.

– Извините, – ответила девушка, борясь со слезами… и проиграв в этой борьбе. Она уронила руки на стол, уткнулась в них лицом и беззвучно зарыдала.

Минуты две я смотрела, как она плачет, потом спросила:

– С вами все в порядке?

– Да, – всхлипнула Селена, поднимая голову. – Иногда на меня находит. – Она рассеянно взяла платок, который я ей протянула, вытерла слезы и аккуратно высморкалась. – Господи, как же ужасно, что Нила убили… Поверьте, нет ничего страшнее, когда любимый умирает такой нелепой и неестественной смертью… Но я вынуждена жить с таким тяжелым грузом на совести, и ответственность за свой поступок несу только я. После аборта я потеряла покой. А теперь, когда Нила нет, чувствую себя совсем плохо…