У него затвердели скулы.

— Я уже сказал тебе! Ты тоже в опасности. Они обвинят тебя в пособничестве…

Ее напугала его решимость. Я должен защитить тебя, — сказал он вчера.

— Не может быть, — медленно выговорила она. — Меня можно обвинить в глупости и необдуманности поступка, но уж никак не в пособничестве. Мне ничто не угрожает, Шон. Опасности подстерегают тебя.

— Ты и сейчас глупо ведешь себя! Для них — ты вступила со мной в сговор… это измена! Тебя посадят в тюрьму… Ты будешь отвечать за мои грехи! — Глаза его сверкали.

Она испуганно замолчала. О каких грехах он говорит? Интуиция подсказывала, что она нащупала корни его страданий.

— Ты имеешь в виду преступления. Ты не хочешь, чтобы я платила за твои преступления. Но никто не станет пытаться сделать меня преступницей вместо тебя, Шон.

Он отвернулся, его снова била дрожь.

— Я принесу воды. — Он схватил ведро, у двери обернулся. — Запри дверь, Элеонора. — И вышел.

Она задумалась. Слова Шона удивили ее. Шон никогда не был религиозным фанатиком. Она знала, что он верит в Бога, как верят все мужчины и женщины. Но вряд ли он назовет смерть солдат на поле боя, ведь он сражался против них как патриот страны, грехом. Впрочем, она опять думает о Шоне, которого знала раньше, а не о том человеке, в которого он превратился. Он стал жестоким и ушел в себя. Он замкнут, холоден, глаза пустые и часто впадает в ярость. Она не могла не видеть, как он изменился. И все-таки можно было разглядеть в нем черты прежнего Шона, того человека, которого она любила так сильно и преданно. Логика подсказывала, что, если он относит свои преступления к грехам, он совершил нечто ужасное. И это является причиной того, что он изменился до неузнаваемости.

Она не должна позволить своему сердцу смягчиться. Надо узнать, что он совершил. И когда все узнает…

Он внезапно вошел в комнату с водой и окончательно разозлился:

— Ты не заперла дверь!

— Но ты вышел буквально на минуту!

— Не важно… Я сказал — запри! Ты не послушалась…

Она не собиралась с ним спорить и оправдываться. На кончике языка у нее давно был готов вопрос, и он сорвался.

— Почему ты назвал свои преступления грехом?

Он отвел глаза:

— Я оговорился, — и искоса взглянул сквозь длинные ресницы.

— Но я не думаю, что ты ошибся, ты сказал это уверенно.

Теперь взгляд его стал прежним, каким был в начале их встречи, — пустой и ничего не выражал.

Она настаивала:

— Что-то случилось. Ужасное. И с кем-то другим, не с тобой. И это не был солдат. Ты не можешь так себя винить и страдать из-за солдата, убитого в бою.

Он упорно не желал смотреть на нее.

— Не понимаю, о чем ты.

И она поняла, что нащупала правду.

Он шагнул к двери, но она встала на его пути.

Глаза его сердито сверкнули, он хотел ее отодвинуть.

Она не боялась его, во всяком случае, не боялась до такой степени, чтобы отступить и не довести до конца разговор.

— Может быть, нам поговорить, и тебе станет легче, — осторожно предложила она.

— Нет. Я собираюсь достать нам еду и одежду.

— Поэтому ты так изменился? Потому что хранишь в душе глубоко спрятанную тайну, страшную, тот грех, который ты совершил?! — крикнула она.

— Не смей! — Он схватил ее за руку.

Она побледнела. Он понял, что причинил ей боль, и сразу отпустил. Она не отвела взгляда.

— Я помогу тебе, позволь мне сделать это… — прошептала она и, протянув руку, хотела погладить его по щеке.

Он отстранился и выговорил с трудом:

— Ты не сможешь мне помочь… и никто не может… — и выскочил в коридор.

На этот раз она заперла за ним дверь.

Тревога нарастала. Прошел час, Шона все не было. Дойти до лавки на углу, чтобы купить необходимое и вернуться, было делом десяти минут.

Босиком Эль стояла у окна, глядя на улицу. Ей пришлось надеть бриджи и рубашку с кружевной манжеткой, висевшие на вешалке, чтобы выглядеть прилично.

Отсюда ей была видна до самого конца мощенная камнем улица, упирающаяся в здание таможни, расположенное в том месте, где встречались все каналы и река. Там, на причале, стояло множество судов. Большинство из них составляли лодки и баржи. Но к югу, где река становилась широкой, в направлении Грейт-Айленда, Эль заметила три высокие мачты фрегата. Она разбиралась в кораблях настолько, чтобы уметь различить боевой корабль. В Кобе находится морская база, и фрегат принадлежал королевскому флоту. Вид этого боевого корабля вызвал у нее еще большую тревогу.

Она перевела взгляд вниз. Как большинство ирландских городов, Корк был построен где-то в начале Средних веков, если не раньше, но набережная была по-современному широкой, ее окаймляли двухэтажные дома желто-зеленого цвета. От окна к окну были натянуты бельевые веревки, и улица была украшена разноцветным бельем, издалека это можно было принять за флаги. В нижних этажах располагались магазины. Несколько прохожих неспешно прошли мимо. Она видела аптеку, магазин одежды, еще одну лавку сапожника и парикмахерскую. Из ее окна был виден дальний конец улицы, там за углом и находилась лавка, куда пошел Шон.

Что его задержало так надолго?

И когда Эль окончательно решила, что Шон попал в беду, он вдруг появился в конце улицы, направляясь к дому. Она облегченно перевела дыхание.

Он нес несколько пакетов с покупками. Все обошлось. Он купил еды, и его не поймали и не ранили. Она чуть не рассмеялась от радости, но радость была кратковременной.

Он шел не один.

Маленькая женщина в чепце на длинных, волнистых, темных волосах шла рядом с ним, и они о чем-то беседовали.

Мгновенно вспомнились картинки детства. Он был повесой, причем самым отъявленным, сравниться с ним мог бы только Клифф, но тот сбежал из дома в четырнадцать лет. Сколько раз она заставала его на конюшне с разными девицами. Вспомнила и прошлую ночь, его неуправляемую, дикую страсть. Он был заперт в тюрьме два года — и теперь любая легкомысленная девица, которая пристала к нему на улице, имеет шанс подцепить его.

Эль не надо было даже слышать, что девушка говорит и как это выглядит. Это не имело значения. Вот они остановились внизу, у входа в лавку сапожника, под окном, откуда смотрела Элеонора. Женщина была молода, с пышными формами, хорошенькая, она тараторила и непрерывно дотрагивалась до руки Шона. Элеонора безошибочно определила ее действия как прямые заигрывания и прекрасно понимала происходящее. Если он еще и не спал с этой девицей, то скоро это свершится.