почти сразу начал рассказывать о своих жизненных планах. Я испугалась, когда занавес разошелся и обнажил мальчишеские амбиции Ривера. Он был такой же, как Джек. Эти парни хотят, чтобы ты думала, будто им плевать на технологию, и в то же время яростно майнят биткойн.

Примерно тогда же я поинтересовалась в сети, как дела у Джека. Он не стал интернет-предпринимателем, которым планировал быть, более того, онлайн-присутствие этого мужчины было редким и тупым, за одним исключением. Его фотографии были выложены в блоге молодой женщины по имени Кайли, которая училась в Ирландии на магистра каких-то там эзотерических и скучных наук. Джек ездил навестить ее в маленький городок в графстве Клэр, где она жила с компанией других худеньких девушек в джинсовых куртках. Во время визита Джека они доили коз и жгли торфяной мох. Ходили гулять по прославленным утесам. Пили пиво или вино в каждом кадре. Было несколько натюрмортов с букетами. Джек покупает мне цветы каждый раз, как видит их, гласила подпись. А если их нельзя купить, составляет букеты сам.

Блог венчала обычная цитата из Керуака, хотя я была уверена, что девушка вроде Кайли не знакома ни с какими безумцами. Безумицей являлась я, которая держала в ладонях мошонку ее новой любви и мяла ее, как тесто.

Женщины – хозяйки положения. Мне потребовалось полжизни, чтобы это осознать. Нам на самом деле нет никакого дела до мужчины, который носит цветы другой женщине. Ривер был заменой Джека. Все нынешние мужчины – замена прошлым. И все мужчины – замена нашим отцам. И даже наши отцы значат меньше, чем наше собственное самосохранение. Не дай тебе бог странствовать по миру, стремясь возместить то, чего тебе, как ты опасаешься, не хватает, плотью другого человеческого существа. Отчасти для этого нужна моя история.

На практическом уровне оба молодых человека, Джек и Ривер, были заменой для Масси, моего первого поцелуя в десять лет, последовавшего за фигами, вымоченными в граппе. Когда я видела на улицах мальчишек с рюкзаками на длинных лямках, я думала о девчонках, которые им нравились, о девчонках одиннадцати, двенадцати и тринадцати лет, с наклейками-единорожками и слэп-браслетами. Мне не довелось побывать ни в одном из этих возрастов. Мне было десять, а потом стало тридцать, а теперь и вовсе тридцать семь.

Это самая веская причина, которую я могу назвать, объясняя, почему я медлила около двери, пока Ривер не окликнул меня.

– Привет, – сказал он. Мускулистая рука протянулась с постели и изобразила объятие. – Вернись. Нельзя уходить без обнимашек.

Мы снова трахнулись, недолго, но страстно. Мы лежали на боку, и каждое погружение было глубоким и осмысленным. Курт нарезал круги возле двери. Его кудлатые уши дергались, слыша снаружи стрекот белок и птиц. Посреди секса Ривер сказал псу, мол, погоди, сейчас пойдем. Спросил меня, хочу ли я сопровождать их на утренней прогулке. Ты хочешь со мной, – дословное выражение.

Я сказала нет, и Ривер попросил меня остаться, понежиться под одеялами. Они отправились без меня. Я обошла юрту. На «стенах» висели фотографии отца Ривера, много, приклеенные к деревянным перекладинам. Был поднос с кристаллами и камнями, все с этикетками. Красивая яшма, камень релаксации. Золотой обсидиан, камень личной силы. Титановый кварц, камень высокой энергии. Была коллекция самодельных прогулочных тростей. Трусы, брошенные на полу рядом с плитой. Коричневый шелк. Я подобрала их и понюхала.

До конца дня меня мучила боль. Моя брюшная полость восстала сама на себя. Я решила: это потому, что я занималась сексом. Даже если не веришь в Бога, можно списать все на биологию: твое тело иногда впадает в непонимание, когда пенис входит и выходит, но не эякулирует внутрь тебя. Ты не выполняешь свое биологическое предназначение, равно как и не испытываешь искреннего оргазма.

Я сняла комбинезон – как по-дурацки выглядят вещи после того, как ты в них пьянствовала и трахалась! – и легла на обтянутый кожей диван, который принадлежал мне много лет и на котором я сделала Бескрайнему Небу тот первый массаж. Бедра и задние поверхности моих рук липли к диванной коже. Я боялась включить кондиционер, потому что шум мог приманить Ленни. Я не хотела никого видеть, особенно его. Подумала, что оргазм сможет расклинить зажатую брюшную полость, поэтому перевернулась на живот. Я ерзала на одной из широких кожаных подушек и думала о Ривере, трахающем девушку еще моложе себя. Я думала о том, как Джек и Ривер на пару имеют какую-то маленькую блондинку с браслетом на щиколотке. Наконец, подойдя к грани, я вообразила голую грудь Элис, расплющенную о столешницу из искусственного камня, и Бескрайнее Небо, наяривавшего сзади, выражение экстаза на его лице, которого у него никогда не было со мной. Я кончила легко, бурно, но боль не утихла.

Глава 16

После ужина в тот день, когда изнасиловали мою бабушку, Джо и Эвелин высадили нас у нашего маленького красного домика. В ресторане они заказали десерт, запеченную «аляску». Мать курила и смотрела, как эти двое ели, две цапли, натягивавшие большие рты на облепленные кремом куски торта. Мы с Джо-младшим получили по шарику радужного шербета в маленьких серебряных мисочках.

– Пока, Мария, держи нас в курсе! – крикнула Эвелин из машины. Тем временем Джо-старший проводил нас к двери. Он поддерживал мою мать под локоток. Она чуть покачивалась на своих звонких деревянных каблуках. Мужчина настоял на том, что первым войдет внутрь, убедится, что там безопасно.

– Нет надобности, Джо, – сказала мать. Она вечно подстраивала английские идиомы под свой акцент. За это я самую капельку ее ненавидела.

Джо устроил целое шоу, бродя по дому, поднимаясь по лестнице в наши спальни.

Мне нужно описать этот дом. Сразу, как входишь, кухня-камбуз, маленький прямоугольник мебели с композитными фасадами и белая плита с четырьмя конфорками. Мои родители были людьми очень чистоплотными, однако дом в Поконо в моих воспоминаниях затянут пленкой грязи. Там были пластиковые солонка и перечница – с коричневым верхом, указывавшим на перец, и серо-коричневым для соли – и каждый раз, прикасаясь к ним, я ощущала потребность вымыть руки.

Вдоль кухни и до задней части дома тянулась столовая-гостиная. Пол был от стены до стены покрыт бежевым ковром, толстым и дешевым. На обеденном столе стояли подсвечники, а застелен он был пластиковой скатертью, которую мать каждый вечер протирала губкой.

Моя мать вечно что-нибудь мыла и чистила, соскребая длинными ногтями твердые корочки со шкафчиков, брызгая «Виндексом» на пыльные окна и энергично двигая руками,