– Батюшка есть? – спросил я.

– Своего нет. Из райцентра три раза в неделю приезжает на службы. Ничего такой поп, поет душевно.

– А ты в церковь ходишь?

– Очень редко.

– Отчего же?

– Да оттого, что буддист я! – заявил Рыкало. – Если зэкам нравится, пусть они и ходят. Мне их рожи на зоне надоели до смерти, еще в церкви их разглядывать… Я лучше видюшник посмотрю в свободное время, комедию какую. Хоть поржать можно!

Рыкало решительно не был похож на подлизу, хотя и вызывал у меня определенную симпатию. Вертухай-буддист, это ж надо! Чего только в жизни не увидишь…

Мы проехали мимо зоны, проплюхали вдоль поселка, по улице, застроенной двухэтажными кирпичными коробками на удивление убогого и неухоженного вида. На одной из них было написано «Гостиница», и сердце мое екнуло – не в этом ли жалком домишке доведется встретиться с Женей? Но нет, мы миновали улицу и сам поселок, и очутились в месте, застроенном вполне приличными частными домами. По большей части они выглядели обычно для русской деревни – бревенчатые, основательные, обшитые вагонкой, некоторые – с большими мансардами. Попалась даже пара каменных двухэтажных, со встроенными гаражами, с балконами и спутниковыми антеннами – не коттеджей, конечно, но с претензией.

– Кто здесь живет? – поинтересовался я.

– Начальство наше.

– А у вас его много?

– Хватает.

– Я смотрю, денежек у них достаточно.

– А то! – Ярослав хмыкнул – не скептически, скорее, удовлетворенно. – Платят нормально, деньги здесь девать особо некуда. Если бабки не пропивать, то можно отгрохать приличный дом. Рабочая сила, считай, халявная. Зэки за досрочное освобождение построят тебе все что угодно. Они, конечно, жулики, работать не любят. Но есть мастера на зоне, есть – убийцы, в основном. Бытовые убийцы, алкаши – напились, тюкнули топором жену, или собутыльника, или еще кого. Профессиональных воров лучше не приглашать – руки у них под строительство не заточены. Да и не надо им это.

– А ты – пропиваешь?

– Вообще не пью, ни капли, – отрезал Рыкало. – Вредно это для здоровья.

Ага-ага… Может, все-таки он подлиза? Подозрительно это как-то – непьющий офицер на зоне.

– А ты построил свой дом, Ярослав?

– Построил. Сейчас увидишь.

Увидел очень скоро. Через пару минут минуту мы свернули за угол, подъехали к воротам и остановились. Фигурные ворота были из черного железа ручной ковки, красивая ограда сложена из серого базальта и красного гранита. За оградой высилось трехэтажное строение, назвать его коттеджем можно было уже без натяжки. Дом скорее западный, чем русский, явно не на одну семью, модерновой архитектуры, с пластиковыми рамами и черепичной крышей. Сразу за коттеджем лежало сонное озеро, за ним тянулся хмурой полосой лес, сизые полосы рассветного тумана плыли над водой. Красивая картинка, почти идиллическая. Странно она смотрелась после унылых зоновских заборов и скособоченных двухэтажек поселка.

– Это все твое? – растерянно спросил я.

– Ну почему? Батя мой здесь живет, мамаша, сестра моя и брательник. Народу хватает. Всего, значится, четыре семьи.

– А кто твой батя?

– Полковник Рыкало. Начальник колонии.

– Он тоже не пьет? – почему-то спросил я.

– Завязал. Раньше квасил изрядно.

– Так ты, стало быть, сын начальника колонии?

– Стало быть, да.

– Понятно… А Женя где?

– Здесь Женя, у меня живет. Славная девчонка, хорошо с ней.

Фраза «у меня живет» кольнула в самое сердце. Я сразу представил: Женя – невеста этого усатого крепыша, вполне, как выясняется, обеспеченного и неплохо пристроенного папой-полковником. А меня она притащила сюда, чтобы показать, как обстоят дела на самом деле.

«Дим, я должна тебе все объяснить. Только ты не обижайся»…

– Чего скуксился, Димитрий? – Рыкало открыл дверцу и ловко выпрыгнул из машины. – Вылазь, пошли в дом. Женька тебя ждет – не дождется. Решил, небось, что я на нее какие-то виды имею?

– А что, не имеешь?

– Не имею.

– И как вы познакомились?

– Через Ганса, естественно.

Опять таинственный Ганс. Крутой, неизвестный мне босс. Большая шишка.

Мы зашли в дом сбоку. Ярослав приложил палец к губам: тихо, мол, народ еще спит. Разулись в просторном холле, поднялись по лестнице на второй этаж. Сердце мое сладко ныло в предчувствии встречи, ноги подкашивались. Я еще не верил, что все обойдется без подвохов, что действительно увижу Женечку живой и невредимой.

Жилье Ярослава представляло собой отдельную квартиру немалой площади. Из прихожей мы попали в обширную гостиную, кажущуюся пустынной, потому что мебели в ней почти не было, только диван, пара кресел и журнальный столик. И огромный плоский телевизор, окруженный высокими колонками. И камин из красного кирпича. Вероятно, именно здесь Ярослав коротал вечера в одиночестве, у домашнего кинотеатра, глядя, как он выразился, «видюшник».

– Садись, Дим, – он показал рукой на диван. – Сейчас приведу твою Женьку.

– Может, не будить ее? Пусть поспит.

– Садись, сказал! – рыкнул он начальственным голосом. – Жди здесь, не ходи никуда.

И удалился вдаль по темному коридору.

Вот где, значит, одно из мест, где можно притаиться подлизе. Да, в такой глуши, да еще и защищенной строгим режимом, можно спрятать не один десяток людей – при наличии доброй воли со стороны начальника колонии.

Хотя, с другой стороны, что здесь подлизам делать? Только прятаться, пережидать неприятности. Вряд ли они, идеально приспособленные к городу «проститутки и жулики», смогут долго просуществовать в глухом захолустье и не зачахнуть от провинциальной скуки.

Спустя несколько минут я услышал топоток легких ног по паркету. Женя, лесная белочка, бежала босиком по паркету, вытянув вперед руки, сияя в полумраке улыбкой. В длинной белой сорочке, развевающейся на бегу – этакое привиденьице. Я попытался вскочить, но она прыгнула на меня как обезьянка, обхватила руками и ногами и повалила обратно на диван.

Я не успел сказать ни слова. Она целовала меня исступленно, закрыла мой рот сухими после сна губами, пила меня, словно я был влагой, могущей утолить ее жажду. Высасывала меня, как проголодавшаяся паучиха, мяла кожу мою тонкими сильными пальцами, царапала острыми коготками. Я извивался и корчился я под ней, меня снова било разрядами тока.

Следующий момент, выхваченный вспышкой из мрака: мы стоим под душем, она трет меня мочалкой – патологическая чистюля, енот-полоскун. Мне уже много легче, накопленное уже выплеснулось из меня в нее, а может, и не раз выплеснулось, но я не помню, было ли это, и если было, то как. И я говорю…