Месяц пролетел незаметно, и снова встал вопрос — а что дальше? Можно, конечно, было вернуться — достаточно подождать, пока часы сами остановятся. И он окажется снова у себя на даче, с женой Мариной, дочерью Машкой и всеми теми классными вещами, к которым так привык и которых ему так не хватало в 1942 году — с компьютером, Интернетом, телевизором, мобильником, холодильником, электроплитой, стиральной машиной и многим-многим другим, что делает быт человека удобным, легким и приятным.

Не говоря уже о том, что это будет мирная, спокойная, сытая жизнь. Ни смерти, ни крови, ни страданий, одна тишь да благодать. Но в ней не будет и Эльзы, вот ведь в чем беда.

А без нее Макс уже не мыслил своего существования, привязался очень. Да чего уж там… Если говорить прямо и называть вещи своими именами, то он ее полюбил. Да так, что… Вот ведь как бывает: вроде бы уже имеется законная жена (и красивая, и умная, и хозяйственная), но встретил другую — и все, пропал! Влюбился, как мальчишка.

И самое печальное заключалось в том, что он не знал, как справиться с этой проблемой, как разрулить ее. Он не мог (да и не хотел) расставаться ни с одной из женщин — ни с той ни с другой.

Его влечение не было той банальной любовной интрижкой, которые часто случаются с женатыми мужчинами. Особенно если в браке они уже не первый год… Тогда все было бы просто и понятно — захотелось новых ощущений, эмоций, впечатлений, некоторого сексуального разнообразия, в конце концов, дабы освежить привычную, устоявшуюся и уже немного скучную семейную жизнь. Здесь же все было по-другому, все очень серьезно.

Макс любил и очень уважал Маринку, чувствовал ответственность за нее и за Машку, но, с другой стороны… Он не мыслил своей жизни без Эльзы. Но тогда он должен находиться и в ее времени…

Выбор, по сути, был простой: выбирая женщину, ты выбираешь время. Но если ты живешь в 1942 году, с Эльзой, то должен как лейтенант вермахта сражаться на фронте — чего делать решительно не хотелось.

Можно было, конечно, в любой момент вернуться в свое время, к Маринке, и жить с ней долго и счастливо, без всяких проблем, но уже без Эльзы. И без Марты, к которой он тоже очень привык… Вот такая дилемма.

Так что же выбрать? Это была та самая ситуация, когда любое из двух решений вело к проигрышу. А также к потерям. Выбрать меньшее из двух зол не получалось. Либо ты там, либо ты здесь, либо одна семья, либо другая. Но в любом случае придется чем-то жертвовать и резать по живому…

Последнюю свою отпускную ночь в Берлине Макс провел без сна — все прикидывал, как лучше. Но ничего не мог придумать. Ну не мог он сделать окончательный выбор! А прыгать туда-сюда уже не хотелось.

Макс долго стоял на балконе берлинской квартиры, курил, смотрел на ночное небо и думал. А потом решительно взял со стола немецкие часы и завел их. Чтобы, не дай бог, не остановились. И быстро скользнул под одеяло к теплой, сонной Эльзе. Надо выспаться, а то утром рано вставать и ехать на вокзал, а потом — на фронт…

Дорога в часть заняла три дня и две ночи и ничем особенным не запомнилась — даже партизаны почему-то не беспокоили проходившие мимо немецкие поезда. Макс берлинским экспрессом добрался до Варшавы, где еще раз прогулялся по городу (слава богу, без всяких проблем), а потом в военном эшелоне доехал до Вязьмы, откуда на попутной машине отправился в Гжатск.

Дороги были основательно разбиты, сплошные воронки да ямы, так что его изрядно потрясло, пока прибыл в город. Отбил всю задницу, хотя и сидел в кабине… На каждом ухабе грузовик высоко подпрыгивал или резко заваливался в сторону, когда пытался неуклюже объехать очередную выбоину. Родные русские дороги! Наша любимая беда…

В Гжатске Макс нашел штаб 46-го танкового корпуса и выяснил, что 342-я пехотная дивизия находится немного севернее города и теперь обороняет подступы к районному центру Карманово. Туда он и направился.

До места добрался уже ближе к вечеру и тоже на очередном грузовике с боеприпасами. Деревянные ящики занимали весь кузов небольшого полуторатонного «фиата», а сверху были навалены еще какие-то доски. Максу показалось, что машина сильно перегружена, он даже опасался, что она вообще не доедет. Уж больно сильно приседала на старых рессорах и натужно кряхтела, взбираясь на крутые подъемы. Однако они все же добрались и даже без серьезных потерь.

Макс поблагодарил шофера, вылез из кабины и огляделся. Он впервые был в Карманове. Это был типичный российский районный центр, представляющий собой, по сути, сильно разросшееся село. Карманово состояло в основном из одно-двухэтажных зданий и дощатых бараков. В нем, как и положено в российском селе, имелась церковь, занятая сейчас под немецкий госпиталь, школа, где разместились армейские службы, а также клуб с библиотекой — местное офицерское собрание. Был и кинотеатр, в котором по вечерам крутили фильмы и кинохронику для рядового и обер-офицерского состава дивизии.

Штаб находился в здании бывшего райисполкома — красном кирпичном особняке в центре города, на площади, носящей, само собой, имя Ленина (теперь, конечно, Гитлера). Традиционного памятника вождя мирового пролетариата уже не было — его снесли в самом начале оккупации, как и грандиозную скульптуру Сталина в городском парке. На их месте сиротливо торчали полуразрушенные бетонные блоки с кусками ржавой арматуры.

Макс вбежал в штаб и доложил дежурному офицеру о своем прибытии. Тот сообщил начальнику — оберсту фон Аубецу. Полковник встретил его приветливо (как же, герой Рейха!), проявил внимание и даже выделил свою машину. Легковушка быстро довезла Макса до места — в родной батальон, который, как оказалось, занимал позиции северо-восточнее Карманова, в деревне Крутое.

Майор Хопман, несмотря на позднее время, еще не спал и был искренне рад видеть своего лучшего офицера.

— А, Петер, — встретил он Макса на крыльце деревенского дома, — приехал-таки! Молодец!

Затем взглянул на его новенький Железный крест и важно заметил:

— Это надо отметить!

Он пригласил Макса в «штабную избу», как иронически называл свою резиденцию, разделить с ним скромный ужин. На грубо сколоченном столе уже стояла початая бутылка шнапса и лежали куски сала. В чугунке дымилась вареная картошка, а на тарелке была выложена колбаса, нарезанная ровными кружочками. Макс не был голоден (успел пообедать в Гжатске), но от перекуса не отказался — всегда полезно заправиться впрок, когда еще получится нормально поесть… Но предложенную рюмку шнапса решительно от себя отодвинул.

— Нельзя, — коротко объяснил он майору, — врач строго-настрого запретил. Говорит, что от алкоголя могут быть очень серьезные последствия, вплоть до нервного срыва и психического припадка…

— Ладно, — легко согласился Хопман, — нельзя так нельзя. Мне больше достанется. А ты давай рассказывай, как все прошло…

Хопман лихо опрокинул в себя полную рюмку и закусил салом. Макс проглотил пару кусков колбасы и стал рассказывать. Он вкратце описал визит к Геббельсу, церемонию награждения в Рейхсканцелярии, прием у Гитлера. Майор удивленно хмыкал и запивал услышанное шнапсом.