После войны, пройдя в миллиметре от фармакологической правды, сотрудники спецслужб США предположили, что причина агрессивного поведения Гитлера во время встречи с Муссолини заключалась в метамфетамине. Никаких доказательств этому найти они не смогли. Каким образом от внимания американцев ускользнули сделанные Мореллем черным по белому заметки о юкодале, явствует из официального перевода на английский с большим трудом расшифрованных записей личного врача. В нем сотрудники Центра военной разведки армии США на европейском театре среди бесчисленных медикаментов, употреблявшихся Гитлером, ошиблись, назвав юкодал «энкадолом»[315].

Поскольку в списках болеутоляющих средств лекарство с таким названием не значится, ему не придали особого значения. Мысль о том, что речь в данном случае идет о юкодале, аналитикам в голову не пришла – тем более что средство под таким названием в США было неизвестно[316]. Неразборчивый почерк личного врача направил американцев по ложному пути.

С появлением нового наркотика Морелль, которого Геринг язвительно называл «имперским мастером шприца» (Reichsspritzenmeister)[318], совершил наконец крупный прорыв. Теперь он пользовался особым расположением Гитлера и был единственным постоянным участником его ночных чаепитий, тогда как остальные все время менялись. «Он был просто обязан присутствовать»[319], – писала Траудль Юнге, секретарша Гитлера, отмечая возросшую роль Морелля, чьи отношения с фюрером давно превратились в симбиоз врача и пациента.

В финансовом плане дела личного врача тоже шли в гору. Он сказочно разбогател. В этом первом году юкодала – 1943-м, – хорошенько поразмыслив о том, каким образом можно расширить бизнес, он решил активно заняться опиумом. Это была весьма прибыльная отрасль, поскольку в условиях постоянно растущего спроса его всегда не хватало. После поражения Роммеля в Африке и высадки англо-американских войск в Касабланке маковые поля Марокко стали недоступны для Третьего рейха, также и маршруты поставок из Персии и Афганистана оказались перерезаны из-за военных действий. В Германии, в лабораториях «И.Г. Фарбен» / «Хёхст», с 1937 года проводились исследования с целью создания полностью синтетического заменителя природного морфина, но в то время средство, названное впоследствии поламидон – или, в другой версии, метадон, – находилось еще на стадии разработки. Потребность в эффективном болеутоляющем средстве для переполненных санитарных поездов и госпиталей росла день ото дня. Опиаты были удовольствием дорогостоящим – тем более в условиях такой широкомасштабной войны и с ее неисчислимыми ранеными.

Морелль не был бы Мореллем, если бы не увидел и в этой ситуации настоящую золотую жилу. Он расширял разветвленную сеть принадлежавших ему фирм в одиночку – посредством телефонных звонков и писем из своего служебного кабинета в Ставке фюрера. В столице Латвии Риге он приобрел фирму «Фармация» – она располагала опиумной лабораторией и имела значительные запасы сырья: «На складе хранится сырье для производства морфина на сумму около 400 000 рейхсмарок и для производства опиума на сумму примерно 200 000 рейхсмарок»[320]. Эти запасы обеспечили бы и потребности Гитлера. До сих пор все необходимые препараты поступали из берлинской аптеки «Ангел», но в последнее время аптекарь Йост несколько раз позволил себе «требовать рецепты, в соответствии с инструкциями об отпуске наркотических средств»[321].

Так личный врач Гитлера стал крупным производителем опиума. Во второй половине 1943 года, когда вермахт на востоке отступал по всему фронту, игра перешла на следующий уровень: изображая человека, отказывающего себе во всем и неустанно работающего на благо Германии[322], Гитлер предавался удовольствиям, даруемым юкодалом, в своей Ставке, в лишенном какого-либо комфорта бетонном бункере без окон. Можно только догадываться, в каких количествах он употреблял тогда наркотики. Достоверно известно, что к концу 1944 года Гитлер принимал 24 препарата. Но ограничивался ли он только этим? Бросается в глаза лапидарная буква «х», часто встречающаяся в записях Морелля. Привлекает внимание также примечание «инъекция как всегда». Что это может означать в случае с политоксикоманом, который употребляет по несколько дюжин различных средств в неделю?

Считается, что диктатура всегда связана с тайной: о том, как она действует, знают очень немногие, но она оказывает влияние практически на всех[323]. Так и практикуемое Мореллем лечение носило поистине тоталитарный характер. Никто не знал, что и в каких количествах – в буквальном смысле слова – вводилось Гитлеру, а лейб-медик оставался лицом неприкосновенным. У него имелось две возможности: либо ограничить потребление юкодала, либо зашифровать его название в записях, чтобы защитить себя и своего пациента от нападок извне. Если Гитлер просил увеличить дозировку – прямо или завуалированно, – окончательный выбор оставался за врачом. Вполне возможно, Гитлер настолько пристрастился к этому средству, что Морелль постоянно находился рядом, чтобы вкалывать ему «х», создавая тем самым биохимический буфер между ним и окружающим миром. В одном-единственном месте на полях имеется примечание, поясняющее, что «х» означает всего лишь глюкозу. Однако глюкоза в записях Морелля часто обозначается сокращением Trbz (от Traubenzucker), вследствие чего это пояснение выглядит неправдоподобным.