что там ещё живёт Егор, ходит, гремит, воду-свет включает. Думал, крыша поехала, — Михаил вдруг посмотрел на меня, видимо, искал ответ, считаю ли я его сумасшедшим, но, не увидев насмешки, продолжил: — Я и Демона не хотел бросать, забрал с собой, а он убегает, зараза, всё время. Ты не подумай, я его не бросил, звонил соседям, спрашивал, корм привозил первое время. Но в доме не мог находиться, — он снова вздохнул.

Мне стало немного стыдно за первое впечатление о Михаиле, почему-то я осуждала его за то, что он продал всё, что принадлежало Егору, бросил собаку. Представляла его каким-то пропойцей, но сейчас моё мнение радикально изменилось. Он сидел рядом, прилично одетый, печальный, и оправдывался перед незнакомым человеком, это его явно тяготило.

— Скажи ему, что он всё сделал правильно, — вдруг подал голос Егор.

— Наверное, брат не хотел, чтобы ты оставался в доме. Так что ты всё сделал правильно, — осторожно, с сочувствием проговорила я. — Там действительно слишком много его.

Михаил странно на меня посмотрел:

— Ты тоже его чувствуешь?

Я кивнула и усмехнулась, покосившись на Егора:

— И иногда даже разговариваю.

Егор улыбнулся. А у Михаила вдруг сверкнули слёзы в глазах:

— Мне так его не хватает. Ты не знала его, он же такой, такой… — Михаил подбирал слова, словно задыхался, а потом его прорвало: — Я же всегда на него равнялся, он хоть и мелкий был, но вот такой силы духа ни у кого не встречал. Дед лупил нас за любую провинность, а Егор всегда за меня заступался, выгораживал, чтобы мне не влетело. А я, трус, ни разу… здоровый детина, а ремня дедовского боялся, прятался за спиной брата. Почему я ни разу не защитил его?! — его голос дрогнул, Михаил вдруг закрылся ладонями и зарыдал. Я посмотрела на Егора — на том лица не было, с такой тоской он смотрел на брата. Чувствует ведь всё, слышит мысли.

— Я уверена, что Егор был хорошим человеком, — не знала, что сказать. Какие-то нужные слова утешения не шли в голову.

— Он сильный был, столько на него всего свалилось, а он не сломался, ещё и меня из такого дерьма вытаскивал каждый раз, — Михаил утёр слёзы, посмотрел на него. — Мама, она ж у него на глазах умирала, ему девять было, мне пять, я не понимал ещё ничего. Потом отец, через два года, — Михаил кивнул на надгробье и с каким-то надрывом проговорил: — Не выдержал…

— Кать, останови его, — тихо заговорил Егор. — Хватит.

Я открыла было рот, чтобы возразить, сказав, что Михаилу надо выговорится, но вовремя остановилась, вспомнив, что Егора вижу и слышу только я.

У меня не получилось прервать откровения брата, я хоть и пыталась что-то вставить, утешить, но он всё продолжал свой рассказ. Видимо, найдя во мне благодарного слушателя, он говорил и говорил. Рассказал про суровую жизнь у деда в деревне:

— Он Егора любил, но всё равно лупил. А тот вечно препирался, доказывал что-то, меня защищал. Дед его постоянно детдомом пугал, тогда тот замолкал. Старик умер, когда Егор в армии служил, дальше мы вдвоём стали жить.

Михаил интересно рассказывал про их жизнь, учёбу, работу, как они сколотили строительную бригаду и делали ремонты, но Егор пошёл за высшим образованием, потом устроился в контору, которая прогорела через год, начал строить карьеру заново.

Егор пару раз призывал меня закруглить этот разговор, ходил вдоль ограды, ему явно не хотелось слушать исповедь брата. А когда Михаил вдруг начал рассказывать про бывшую девушку Егора, тот даже потянул меня за руку, пытаясь утащить, я сопротивлялась, вырывалась и чуть не начала возмущаться вслух.

Михаил странно посмотрел на мои подёргивания.

— Я немного замерзла, — встала с лавочки, чтобы как-то оправдаться. И посмотрела Егору в глаза, мысленно требуя ответа.

— Не хочу, чтобы ты всё это знала, — ответил он.

Глава 49. О покойниках

Михаил тоже встал. Начал собираться. Мы шли вдоль могил. Но по дороге брат продолжил говорить о личной жизни Егора:

— Мне кажется, ты бы Егору понравилась, — заметил он.

Я усмехнулась, посмотрела на призрака, тот молча пожал плечами.

— Правда, он бы тебя не выбрал, — начал рассказывать Михаил. — Он своей девушке сделал предложение, а она его бросила, представляешь?! А он так зациклился на ней.

— Кать, заткни его как-нибудь, прошу! — услышала я Егора, но мне вдруг стало любопытно.

— Вообще он с девушками плохо ладил, слишком скромничал.

Я с интересом глянула в сторону Егора, тот закатил глаза и состроил мне гримасу. Кто-кто, а Егор уж точно не скромный парень, я бы даже сказала, наоборот, нахальный и бесцеремонный, тем интереснее мне стало слушать рассказ Михаила.

— Егор скис сначала, когда она его бросила, но уже через неделю начал искать новую девушку. Специально, назло себе. Вот он во всём так, жизнь ему даёт пинка, а он стиснет зубы и начинает действовать. Всегда боялся знакомиться, так начал себя пересиливать, писал девушкам, на свидания стал ходить. Рейтинг составлял, всё искал похожую на Сашку. Дневник вёл, — Михаил опять вздохнул.

— Не нашёл? — полюбопытствовала я.

— Нет, — снова вздохнул Михаил. — Не успел. Но я уверен, что он обязательно бы нашёл ту самую. Егор бы не сдался.

Мы как раз вышли за ворота. Пришло время расходиться. Михаил вдруг шагнул навстречу и крепко меня обнял:

— Спасибо, Катя, что выслушала. Не знаю, что вдруг на меня нашло, я как родственную душу встретил. Прости, если напряг. Позаботься, пожалуйста, о Демоне.

Михаил записал мой номер телефона на всякий случай. Он уходил, а я смотрела вслед, казалось, что он даже расправил плечи, а может, просто сгущались сумерки. Так много и одновременно так мало общего было у них с Егором. Но одно я для себя поняла точно: никогда в жизни больше не поверю первому впечатлению о человеке, пока не проверю сама.

Егор молчал, даже когда Михаил скрылся из виду. Мы смотрели друг на друга, так много хотелось у него спросить, но я не знала, с чего начать.

— Ты мне никогда не рассказывал о своих родителях, почему?

— Ты, как всегда, начала бы жалеть, а я этого не хотел, — Егор опять взял меня за руку, сцепил пальцы в замок.

— Думаешь, они бы тоже мучились, если бы я их пожалела?

— Не знаю. Но продолжаю много думать о маме, вдруг она до сих пор слышит мои мысли. Наверное, неспроста говорят: о покойниках либо хорошо, либо никак. Так говорили ещё в четвёртом веке до нашей эры. De