Я торчала за своим столом, считая дни с последнего разговора с Брюсом (десять), продолжительность разговора (четыре минуты), и прикидывала, не записаться ли на прием к нумерологу, чтобы выяснить, принесет ли нам будущее хоть что-то хорошее, как вдруг зазвонил телефон.

– Это Эйприл из ЭНБ, – протараторили на другом конце провода. – Мы так понимаем, вы заинтересованы в беседе с Макси Райдер?

– Заинтересована? Я беру у нее интервью в субботу в десять утра, – ответила я. – Роберто из «Миднайт Ойл» все устроил.

– Да. Хорошо. У нас есть несколько вопросов, прежде чем мы одобрим проведение интервью.

– Еще раз, кто вы? – переспросила я.

– Эйприл. Из ЭНБ.

Название принадлежало одной из крупнейших и наиболее скандальных фирм по связям с общественностью в Голливуде. Это те люди, которым ты звонишь, если знаменит, моложе сорока и вляпался в неприятную и/или незаконную ситуацию, Роберт Дауни нанимал ЭНБ, когда отключился в чужой спальне в героиновом угаре. Они же переделывали имидж Кортни Лав, после того как та переделала нос, грудь и обновила гардероб, сгладив переход от сквернословящей богини гранжа к одетой от-кутюр сильфиде. В «Икзэминере» мы расшифровывали их аббревиатуру как «Этого Не Будет». Ну, из-за ситуаций вроде: «Надеялись взять интервью, опубликовать очерк? Этого Не Будет». А теперь, очевидно, их поддержкой заручилась и Макси Райдер.

– Мы хотели бы получить гарантии, – начала Эйприл из ЭНБ, – что предстоящее интервью будет посвящено исключительно работе Макси.

– Работе?

– Ролям, – пояснила Эйприл. – Актерской карьере. Но не личной жизни.

– Она – знаменитость, – мягко возразила я, по крайней мере, мне показалось, что именно так. – Я считаю, это ее работа. Быть медийной персоной.

Голосом Эйприл можно было горячий шоколад замораживать.

– Ее работа – сниматься в фильмах, – отчеканила она. – Любое внимание, которое она получает, привлекает к ней только ее актерская игра.

В обычное время я бы просто пропустила это мимо ушей, стиснула зубы, ухмыльнулась и согласилась на все нелепые условия, которые они хотели навязать. Но я не спала прошлой ночью, а эта Эйприл еще дергала не те струны.

– Ой, да ладно, – протянула я. – Каждый раз открывая «Пипл», я вижу ее в юбке с разрезом и больших темных очках в стиле не-смотри-на-меня. И вы мне говорите, что она хочет быть известна лишь как актриса?

Я надеялась, что Эйприл воспримет мои слова в полушутливой манере, как они были поданы, но оттепель не настала.

– Вы не можете спрашивать ее о личной жизни, – строго повторила Эйприл.

Я тяжко вздохнула.

– Отлично, – буркнула я. – Превосходно. Как угодно. Мы поговорим о фильме.

– То есть вы согласны на условия?

– Да. Я согласна. Никакой личной жизни. Никаких юбок. Ничего.

– Тогда посмотрим, что я могу сделать.

– Я же сказала, что Роберто уже назначил интервью!

Но ответом мне была глухая тишина.

Две недели спустя я наконец ехала на интервью. На дворе стоял конец ноября и такое дождливое субботнее утро, когда кажется, что все, у кого есть возможность и деньги, покинули город и отправились на Багамы или в загородный домик в горах Поконо, а улицы заполняют лишь те, кого они тут бросили. Конопатые разносчики, перегруженные неоплачиваемой работой стажеры, неряшливые дредастые белые ребята на велосипедах. Секретари. Японские туристы. Парень с бородавкой на подбородке, из которой торчали два кудрявых длинных волоска, достававших почти до груди. Он улыбнулся и погладил их, когда я прошла мимо.

Мой счастливый день.

Я прошла двадцать кварталов по городу, стараясь не думать о Брюсе и не совсем уж намочить волосы. Вестибюль «Ридженси» встретил меня огромным, благословенно тихим, мраморным великолепием, отделанным зеркалами, что позволило мне с трех разных ракурсов насладиться видом вскочившего на лбу прыща.

Я пришла раньше срока и решила побродить. Сувенирный магазин отеля мог похвастаться типичным ассортиментом халатов по завышенным ценам, зубных щеток за пять долларов и журналов на многих языках, среди которых оказался ноябрьский «Мокси». Я схватила его и открыла колонку Брюса. «Спускаемся ниже, – прочитала я. – Оральные приключения одного мужчины».

Ха! Оральные приключения – вообще не сильная сторона Брюса. У него была небольшая проблема с переизбытком слюны. Однажды, поднабравшись «Маргаритой», я назвала его человеком-биде. Да, тогда все было настолько плохо. Разумеется, он ни словом бы о таком не обмолвился, самодовольно подумала я. И уж тем более о том, что я была единственной, с кем он вообще пытался провернуть этот маневр. Но вернемся к колонке.

«Однажды я случайно услышал, как моя девушка назвала меня человеком-биде», – прочитала я броскую цитату.

Он это слышал? Я вся вспыхнула от стыда.

– Девушка? Вы журнал покупать собираетесь? – подала голос женщина за прилавком.

Я так и поступила, прихватив пачку жевательной резинки «Джусси Фрут» и бутылку воды за четыре бакса. Потом устроилась на диване в льдисто-прохладном вестибюле и приступила к чтению.

СПУСКАЕМСЯ НИЖЕ

Брюс Губерман

Когда я был пятнадцатилетним девственником, когда я носил брекеты и узкие трусишки, которые покупала мне мама, мы с друзьями частенько до упаду хохотали над выступлениями Сэма Кинисона.

– Женщины! – злопыхал он, откидывая волосы за плечо, и метался по сцене, как маленький, кругленький, одетый в берет зверек в западне. – Поведайте нам, чего вы хотите? Ну почему, – он падал на одно колено, умоляя, – почему так СЛОЖНО сказать ДА, вот так ХОРОШО или НЕТ, НЕ ТО! Скажите же, ЧЕГО вы ХОТИТЕ? – вопил он под гогот зрителей. – И МЫ ЭТО СДЕЛАЕМ!

Мы хохотали, не понимая толком почему. Что может быть такого сложного? Мы недоумевали. Секс, насколько мы успели его испытать, не был биномом Ньютона. Намылить, смыть, повторить процедуру. Таков был наш репертуар. Легко и просто, никакой путаницы.

Когда К. развела ноги, а потом раздвинула себя кончиками пальцев…

Господи ты боже мой! Это как если бы он сунул зеркало мне между ног и транслировал изображение на весь мир. Я с трудом сглотнула и продолжила читать.

…я внезапно ощутил всепоглощающее единение с каждым мужчиной, который потрясал кулаком в ответ на стенания Кинисона. Я словно всматривался в лицо без черт – вот лучшее сравнение, что пришло мне в голову. Волосы и живот, и руки сверху, кремовые бедра слева и справа, но передо мной загадка. Изгибы, складки, выступы мало напоминали ретушированную порнографию, которую я смотрел с пятнадцати лет. Или, может, все дело было в такой близости. Или я слишком нервничал. Прикоснуться к тайне – это страшно.

– Скажи мне, чего ты хочешь? – прошептал я. Помню, какой далекой в тот момент казалась ее голова. – Скажи, чего