но он вырос в бандитском районе Калимпорта, где процветали типы вроде Периколо Тополино.

Он мысленно выругался. На несколько мгновений он позволил себе помечтать о том, что он стал старше и у него взрослое тренированное тело и он может противостоять таким, как этот Тополино!

Но что он может реально сделать, спросил себя Реджис. Он вспомнил про Бренана Пруса: как бросил тогда вызов собственным страхам и вышел сражаться против подростка старше и крупнее себя, и сделал это, вполне ожидая, что будет побит. Да, это был смелый поступок. Сейчас, однако, все было совсем иначе, куда опаснее.

— Ты должен быть на Пирамиде Кельвина, — тихо напомнил он себе.

— Что-что? — переспросила Шаста.

Реджис покачал головой и пошел прочь. Он уже направлялся к двери, когда его внимание привлек крик с лестницы. Его отец ввалился в общий зал с воплем: «Виски всем!» — к радости остальных посетителей.

Шаста Меховая Нога, однако, быстро охладила их пыл, громко напомнив Эйвербрину, что оплачивается лишь выпитое им лично. Это вызвало язвительные замечания и даже несмелые оскорбления вслед Эйвербрину.

Реджис шагнул к двери. На короткий миг он встретился взглядом с отцом, и тот широко улыбнулся, взбираясь на стул. Потом Эйвербрин отвернулся от Реджиса к Шасте и хлопнул ладонью по стойке.

Она уже наливала ему в стакан виски.

— Это не имеет значения, — сказал себе Реджис, покидая таверну. Все это не имело никакого значения. Он здесь только для того, чтобы подготовить себя к путешествию в Долину Ледяного Ветра, к возвращению к Компаньонам из Мифрил Халла. И он будет готов, мысленно пообещал он.

Все остальное не имеет значения.

Но он оглянулся на постоялый двор, и его захлестнула волна эмоций. Эйвербрин стал его отцом и был достаточно добр к сыну — на свой извращенный манер. Он никогда не бил Реджиса, пытаясь продемонстрировать свою заботу. Эйвербрин очень бедствовал, особенно когда его жена умерла, рожая сына. Но лишь однажды за десять лет, прожитых с Эйвербрином, Реджис слышал, как тот обвинил в своем жалком положении его, да и в том случае протрезвевший на другой день отец слезно извинялся перед ним.

— Это не имеет значения, — повторил Реджис, но уже тише и с раскаянием, поскольку чувствовал ложь.

Разумеется, это имело значение. Должно было иметь. Если нет, то какое право этот жалкий и неблагодарный Реджис имеет хотя бы просто стоять рядом с Компаньонами из Мифрил Халла?

Но что он может поделать?

Он посмотрел на север, в сторону симпатичного Морада Тополино. Предостережение Шасты эхом звучало в его мозгу, и Реджис знал, что она не преувеличивает. Для всех, знавших его, Периколо был Дедушкой, что означало — Дедушкой ассасинов. Такие титулы не присваиваются просто так.

Реджис тешил себя фантазией, как он возвращается в Дельфантл из Долины Ледяного Ветра с Дзиртом и остальными, чтобы как следует поквитаться с Дедушкой.

Однако это была всего лишь фантазия, поскольку Эйвербрин не мог ждать так долго да и сам Дедушка был уже немолодым хафлингом.

Реджис переключился на другую мысль, размышляя: что если в самом деле прекратить или по крайней мере уменьшить добычу устриц? Быть может, получая всего по несколько штук в день, Периколо решит, что его «дар» Паррафинам не принесет ничего, кроме убытков.

Однако и эта возможность представлялась весьма шаткой, ибо что тогда останется Реджису и его отцу? Если он попробует поступить так, Дедушка начнет пристально следить за ними. Им придется либо жить в полной нищете, либо навлечь на себя его гнев.

Реджис вздохнул. Он снова взглянул в сторону Морада Тополино, на этот раз безнадежно.

В следующие десять дней положение не улучшилось. Вечно с бутылкой в руке, Эйвербрин шатался по улицам вокруг таверны, весь в следах рвоты и со множеством мелких ран, поскольку постоянно падал или налетал на стулья и стены. Он также обзавелся кучей синяков и ссадин от чужих кулаков, ибо в пьяном угаре часто оскорблял других.

Однажды днем Реджис возвратился в их комнату с заполненным до половины мешком и застал отца в крайне возбужденном состоянии. Стеклянные осколки и лужица полупрозрачной коричневой жидкости у стены подсказывали, что произошло.

— А, хорошо, что ты здесь, — невнятно пробурчал Эйвербрин, сидящий рядом с лужей. Он рассмеялся и едва не упал. — Что-то у меня ноги немножко дрожат, — продолжал он, пытаясь подняться.

Реджис помог ему встать, и Эйвербрин немедленно привалился к стене для большей устойчивости.

— Будь хорошим мальчиком и принеси мне другую бутылку, — велел отец.

— Нет, — ответил Реджис, и слово это, слетевшее с губ, лишь подкрепило его решимость. Он ничего не мог поделать со сложившейся ситуацией, но, возможно, ему удастся решить проблему иначе.

— Нет? — Взрослый хафлинг враждебно уставился на него.

— Хватит, па, — хладнокровно заявил Реджис.

— Что?

— Ты слишком много пьешь, па, — сказал Реджис. — Надо немножко притормозить. Побольше есть и поменьше пить, да?

Он заметил, что Эйвербрин смотрит на него не моргая.

— И тебе нужно выйти из этой таверны — ты же совсем никуда не выходишь! — продолжал Реджис, пытаясь говорить как можно веселее. — О, сейчас такая чудная погода, солнечно и прохладный ветер с моря. Давай я принесу тебе поесть. Мы еще успеем до заката погулять по берегу...

Его перебил отец, взвизгнув, и Реджис никогда еще не видел ничего подобного по внезапности и первобытной свирепости. Эйвербрин ринулся на него и с силой ударил по лицу, сбив с ног.

— А ну неси бутылку! — завопил пьяница, надвигаясь на него и тяжело топая по дощатому полу. — Ты, крысеныш! Не смей указывать мне, что делать! — Он протянул руку и сгреб оглушенного Реджиса за ворот, поднял его так, что ноги оторвались от земли, и швырнул обратно на пол. На этом Эйвербрин не успокоился, он яростно тряс сына и рычал, брызжа слюной.

Реджис едва слышал слова, настолько его потрясло это внезапное превращение. Наконец папаша отпустил его, швырнув напоследок кубарем к выходу.

— Марш! — приказал Эйвербрин.

Со слезами на глазах Реджис выбрался из комнаты. Он сбежал вниз по ступеням, но не пошел в бар, а выскочил из дверей таверны на улицу.

Прежде чем юный хафлинг понял, куда идет, ноги сами привели его в проулок к замечательному Морада Тополино.

Он дождался, когда солнце село и ночная тьма полностью укрыла землю. И тогда Паук начал