— Вика! — крикнула я через вереницу вагонов, в тщетной надежде докричатся до девушки.

Ответом было грохотание колес. Смешно было рассчитывать на то, что Белохвостова услышит меня. Нужно попытаться добраться до нее по вагонам. Через несколько минут, в тот самый миг, когда я перебралась с третьего на четвертый вагон, мои глаза обнаружили скрюченную фигурку, обхватившую грязную металлическую лестницу, ведущую на цистерну. Трудно было понять с первого взгляда, жива ли Виктория. Я осторожно спустилась к ней, попыталась схватить за руку, потом за ворот, но не дотянулась. Ноги Белохвостовой были подогнуты почти в той же позе, в какой они были в последнее мгновение, когда я ее увидела зацепившейся за вагон. Сейчас они едва ли не волочились по железнодорожной насыпи, круто уходившей под уклон далеко вниз. Я осторожно толкнула Вику в бок. Казалось, она примерзла к этой цистерне. Я ударила ее снова, стараясь не столкнуть с лестницы. Если бы Виктория упала, мне пришлось бы в то же мгновение прыгать вслед за ней.

Поезд шел со скоростью шестьдесят километров в час, но и этого было вполне достаточно, чтобы переломать себе ребра или вовсе расстаться с жизнью.

— Вика! Ты жива? — Я старалась как можно ближе придвинуться к ней. — Вика, очнись. Ты слышишь меня?

Виктория не шевелилась. Мне показалось, что у нее что-то сломано и как результат — болевой шок. Я мысленно воссоздала в памяти тот момент, когда она уцепилась за вагон, и ее как перышко унесло в даль. Возможно, удар был настолько сильным, что могло случиться самое неожиданное. Перелом ключицы, позвоночника, сотрясение мозга.

Я находилась на ребре цистерны, которая была вся в снегу. Вика висела на ее лестнице. Из-под стальной рамы шли не унимающиеся ледяные потоки воздуха. Волосы на голове Вики стояли дыбом, покрывшись игольчатыми сосульками. На моей голове наверняка творилось нечто подобное. Мы с Викой были похожи на измученных ежей. Это было очень смешно и жутко одновременно.

Наконец, наступил решающий миг. Очень осторожно, палец за пальцем я отняла руку Виктории от лестницы и закинула ее себе на плечо. Затем взяла Вику за талию и таким вот хитроумным способом сначала чуть оттащила окоченевшее тело от цистерны, а затем постарались перетянуть ее в более безопасное место. Одновременно с транспортировкой Виктории я начала массировать ее конечности. Наконец мы спустились в утробу пустого, захламленного остатками строительной пакли товарного вагона.

Я постарался закрыть люк, а через двадцать минут Белохвостова уже пришла в себя. Я крепко обняла ее, набросив ей на спину полу своей куртки.

Громыхая по стыкам рельсов, вагон мирно раскачивался.

Виктория опустила голову на мои колени. Я придерживала куртку, чтобы поток воздуха не стянул с девушки это одеяние, а сама откинула голову на стенку вагона и прикрыла глаза.

Куда мы ехали? Каким маршрутом? Все это было мне пока неизвестно. Названия проплывающих мимо полустанков и разъездов мне ровным счетом ничего не говорили. Я ждала остановки, и желательно покрупнее, чтобы как-то известить Николая Сергеевича, что нас преследуют и что, видимо, нам потребуется поддержка его людей. Положение, в котором мы теперь оказались, просто пугало. Мы были испачканы в мазуте, в ржавчине, и нам срочно нужны были средства к существованию, потому что все деньги остались в моей сумке.

Поезд заметно снизил ход. Я перебралась к выходу, с любопытством припав лбом к щели в проеме двери. Глаза сквозь узкую полоску принялись ощупывать окружающее нас пространство. Это было что-то вроде полустанка. Еще пробегали перекошенные деревянные домишки, но я почувствовала, что мы скоро остановимся.

Я порылась в нагрудном кармане куртки, обшарила брюки, полезла в куртку.

— Два полтинника и десятка, — сообщила я девушке. — Скоро станция. Надо что-нибудь купить поесть.

Виктория согласно кивнула.

— И узнайте, Женя, есть ли там телефон. Может, вы дозвонитесь до моего отца. Передайте ему, что я его очень люблю, — сказала Вика и тихо добавила: — Передайте, что прошу прощения. Скажите, что я очень хочу увидеть его и что он… самый-самый лучший человек на свете.

На нее невозможно было сердиться. Она все еще оставалась ребенком, паркетной девочкой, в одночасье потерявшей титул принцессы, дочери короля.

— Скажу ему, пусть вышлет помощь, а иначе нам не дотянуть и до первого января.

Деньги я убрала в карман своих брюк, затем направилась к двери. Через несколько минут состав остановился. С трудом отворив дверь вагона, я спрыгнула на снег. Передо мной, убегая в даль, подернутую синеватой дымкой, лежало несколько блестящих, как зеркало, рядов железнодорожных путей. Еще дальше стояли товарные составы. Невозможно было установить, есть ли у них локомотивы и в какую сторону они могут тронуться. С моей стороны путей, как я сразу же сообразила, станционного домика не было. Мне нечего его даже было искать, ведь прямо за составами рос лес.

Я перебралась под вагонами на противоположную сторону и коротким взглядом постаралась запомнить свой вагон по паре каких-либо признаков, отличавших его от других. Затем, поминутно озираясь назад, поспешила на станцию.

Я очень опасалась, как бы мой состав не убежал без меня. Идти пришлось минут десять. Нельзя сказать, что снега было много, но его было достаточно. Он был, и мне приходилось прокладывать путь, оставляя за собой следы. Следы эти, предатели, вились узкой цепочкой от самого моего вагона. Я появилась на станции и прямым ходом устремилась к магазину. Купила продуктов и судорожно побросала их в полиэтиленовый пакет. Люди шарахались от меня, как от лешего. Не обращая на них ровным счетом никакого внимания, я прошла в здание местной станции, подошла к дежурному и спросила, где тут у них переговорный пункт. Дежурный сделал вид, что ничуть не смущен моим видом, и быстро разъяснил мне, как туда пройти. Нужно было выйти на улицу и обогнуть здание. С торца его размещался переговорный пункт. Туда я и направилась. Восстановила в памяти номер телефона Белохвостова, решив заказать три минуты.

Переговорный пункт представлял собой крохотное помещение с одной-единственной кабинкой, как в туалете, только вместо умывальника была небольшая касса, в которой восседал кассир. Денег хватило на две минуты. Ситуация осложнялась еще и тем, что Белохвостова могло не оказаться на работе. Стрелки на моих часах показывали всего лишь восемь утра. Если будет так, то повторить вызов я не смогу. Но тем не менее я позвонила.

Николай Сергеевич сам снял трубку.

— Николай Сергеевич, это Охотникова, если вы еще помните меня.

— Алло! Женя? — Он ждал моего звонка. Явно ждал.

— Да, это я.

— Женечка, дорогая вы моя, куда вы пропали, милый вы мой человек?..

— Некогда, Николай Сергеевич, объясняться в любви, — оборвала его я. — Буду краткой. Виктория жива, здорова. Она со мной, и мы направляемся, если так можно выразиться, в Москву. Но кое-кто мешает нам это сделать. Нас преследуют люди, заказавшие вашу дочь. Идут за нами, буквально наступая на пятки. У нас нет денег, одежды, оружия. Убедительная просьба помочь нам чем-нибудь. Чем сможете…