– А я тебе скажу зачем… Понимаешь, ваша семья – она как модель нашего безумного нового общества. Народиться-то оно народилось, и мясцом сильно материальных привычек успело обрасти, а своей собственной души еще не приобрело! А без нее – как? Без души ни человеку, ни обществу жить нельзя. Неуютно, маетно как-то. С ума можно сойти. Надолго в кинотеатр с попкорном не сбежишь, все равно когда-то на белый свет выходить надо… И всегда опасность есть в непонятную тоску удариться. Она как торкнет в одночасье – мало не покажется! Как вот меня торкнула… И мама твоя – она так же мается. Не по мужику, а по отсутствию рядом духовности…

– Да ты не знаешь мою маму! Плевала она на духовность как таковую, ей просто надо внешнюю картинку создать! Она вообще рассматривает мужчину в доме как… как приятную красивость, чтобы глаз ублажить… Потому и в Кирюшу так вцепилась!

– Так… И кто же у нас Кирюша? – вдруг быстро спросил Иван, повернувшись от камина и резко подавшись корпусом вперед.

– Ну, это мой… бывший бойфренд.

– Как-то ты не очень это уверенно произнесла – насчет бывшего.

– Да? Просто он сейчас… Ну, в общем, он как бы… Уехал… А теперь…

– Понятно. А теперь хочет вернуться, да?

– Ну да… Выходит, что так…

– А ты сама? Ты этого хочешь?

– Я? Я не знаю… Просто все в один голос утверждают, что я должна этому обстоятельству страшно радоваться.

– Да при чем тут все? Ты сама этого хочешь или нет? – проговорил он, сильно сердясь.

– А чего я могу хотеть при своей низкой самооценке? – так же сердито пробурчала она себе под нос. – Раз все говорят, что должна, значит, и впрямь должна!

– Потому что дважды два – это все-таки пять, да?

– Ой, не мучай меня, Иван… У меня и без того в голове все перемешалось…

– Но ты хоть любишь его?

– Нет, что ты. Я тебя люблю, Иван…

Сказала – и испугалась. И зачем-то добавила шепотом, на выдохе:

– Очень, очень сильно люблю…

И снова застучало в голове испугом: не убереглась-таки, выпалила! И даже дважды выпалила! Зачем, спрашивается? Надо было в себе носить по старой привычке, и была бы эта любовь просто подспорьем для души…

Ойкнула, закрыла лицо руками, сжалась в комок. Чего натворила, идиотка несчастная… Он же сейчас непременно… Что-нибудь ужасное сделает! Обсмеет, прогонит… Надо встать, бежать отсюда быстрее! Почему, почему он молчит? Сидит, наверное, и смотрит на нее насмешливо… А, ладно, будь что будет!

С трудом отняла руки от лица, подняла голову. А он вовсе не на нее, а на огонь в камине смотрит. Сидит, задумался, и выражение лица такое отрешенное, будто под дых получил и в себя прийти не может. И то уже хорошо, что насмешливости на нем нет…

– Нет, ты не думай, я все понимаю… – залопотала извинительно, сглатывая густую слюну волнения, – и я ничего такого… Я и сама не знаю, как вырвалось… Просто со мной такое впервые, чтобы по-настоящему… Прости…

– Тихо, тихо, Сань… Чего ты? – вдруг резко отвел он взгляд от огня, глянул ей прямо в глаза. – Чего ты вдруг… прощения просишь? За что?

В следующий момент она и сама не поняла, что произошло. Колченогий стол от резкого движения его руки вдруг поехал в сторону, жалобно перебирая тонкими ножками по половицам, другая рука ухватилась за предплечье, с силой потянула к себе… Ее будто вынесло из кресла этой силой, упала к нему на колени, обхватила за шею… Какие крепкие, жадные, горячие у него губы, и сердце колотится так, что слушать страшно – вот-вот разорвется! Или это ее собственное сердце так бухает? А, да какая теперь, собственно, разница, чье оно, сердце… Пусть себе разрывается, теперь уж и умереть не страшно!

– Ты… Ты мой чертенок… Любимый!

Жаркий, задыхающийся шепот в ухо. И снова – горячие губы, и руки под рубашкой, и чертовы пуговицы – зачем их так долго расстегивать дрожащими руками, да, да, вот так, лучше оборвать к чертовой матери… А еще – неведомо откуда вдруг наглость взялась, подскочила с его колен, сама поволокла за руку на диван… Пусть, пусть что хочет о ней думает! У нее сегодня это впервые по-настоящему, должна же она знать, в конце концов, как это бывает – по-настоящему! Да, она тоже может быть женщиной, пусть некрасивой, нескладной, но – женщиной! И пусть он говорит про чертенка – любимого, пусть… Конечно же врет, наверное…

Ветром распахнуло фрамугу, ворвался в комнату шум дождя – сильного, ровного, победного. После такого дождя всегда проясняется небо от непогоды.

А огонь в камине – почти потух…

Занудное жужжание телефона лезло в их сонное объятие, накрывало смутной тревогой. Нет, кому так приспичило с настойчивостью? Подняв голову, она неловко пошевелилась, сунулась губами к его уху:

– Вань… У тебя телефон… Все звонит и звонит…

– М-м-м? – еще крепче обхватил он ее тяжелыми сонными руками, с силой прижал к себе.

– Телефон, Вань…

– Слышу… Сейчас…

– А вдруг что-то случилось? Он же звонит не переставая! Иди ответь!

– Ох, какая же ты зануда… – ласково пробурчал, встряхнув за плечи.

Встал, целомудренно обмотав бедра смявшейся простыней, огляделся в поисках источника противного жужжания. Ага, вот он, источник, в кармане брошенных второпях на пол брюк. А она все думала – почему это жужжание откуда-то снизу раздается, будто сигнал из преисподней?

Долго глядел на светящийся дисплей с именем вызывающего абонента, потом решительным жестом поднес телефон к уху:

– Да, Нелли, что у тебя случилось?

Она вздрогнула, будто холод его голоса достиг и ее, села, как пугливый зайчик, натянув одеяло до подбородка.

– Это мое дело, Нелли, я не должен перед тобой отчитываться… Ну, папа… И что – папа? Ты только за этим и звонишь, чтобы напугать меня папой? Не надо, я уже большой мальчик, Нелли… Да, пусть будет так. Да, уехал в свою мерзкую деревню. И мне лучше знать, где мне хорошо, а где плохо! Нет, сегодня не приеду… Может, я вообще…

Не кричи, Нелли! Не надо мне никакого врача-психиатра! И вообще, давай все потом… Потом на эту тему поговорим…

В ту секунду, когда он отнял телефон от уха и не успел еще нажать на кнопку отбоя, успел-таки выплеснуться и просочиться в пространство высокий, с ноткой надменной истерики женский голос и даже до нее долетел, скользнул по лицу легкой пощечиной.

– Это твоя жена звонила, да? – спросила тихо, осторожно.

Может, и не надо было спрашивать. Просто захотелось вдруг наполнить пространство другим голосом, своим… А он и отвечать на ее вопрос не стал. Обернулся, сжимая в кулачище хрупкое тельце телефона, долго на нее смотрел, пока ярость послевкусия от разговора с женой совсем не утихла, потом отбросил телефон в сторону, шагнул к ней, сграбастал, повалил на подушки, с силой сжал щеки ладонями, глянул в глаза.