Елена чмокнула Анну в щеку и окинула ее взглядом.

— Похудела.

— Было с чего, — откликнулась Анна.

— Что-то случилось?

Елена держала на руках малышку и внимательно смотрела на Анну.

— Немедленно на кухню!

Елена была сводной сестрой Анны по отцу и одновременно популярной ведущей телевизионной программы «Утренний драйв». Елена была ничуть не похожа на Анну — светло-рыжая, с лебединой шеей и прозрачно-зелеными глазами. Ее программа благополучно проходила все подводные камни и буруны телевизионного моря и пользовалась неизменной популярностью у зрителей.

То ли был удачно выбранный формат, то ли сам вид Елены, спокойный и женственный, притягивал к экрану, сказать трудно. Но свою работу Елена любила и даже рождение ребенка не заставило ее долго сидеть дома. Она пробыла в декрете несколько месяцев и снова вышла в телеэфир, утверждая, что работа ее и вдохновляет, и кормит, и держит на плаву.

Муж Елены был не из светской тусовки, напротив, устав от мужчин зацикленных на собственной особе, Елена вышла за «нормального парня», при этом обстоятельства их знакомства «нормальными» назвать было трудно[1].

Муж был человеком надежным, и Елена с трудом, но на собственном опыте поняла старую поговорку: «Не по милу хорош, а по хорошему мил».

Подрастала малышка, названная в честь нее, Анечкой. И Анна радовалась за сестру, которая пусть путем проб и ошибок, но, в конце концов, обрела простое «женское счастье».

Когда Елена в беседах пыталась сказать Анне, что ей нужно спуститься с небес на землю и осмотреться вокруг; что Данила с его работой и бешеным графиком ей никак не подходит и нужно обратить внимание на более надежных товарищей, Анна обычно обрывала сестру, понимая, что настоящая правда всегда горька, и поэтому лучше воспринимать ее дозированно и по частям. А не всю сразу.

Жила Елена в элитном доме, в большой квартире с зимним садом и длинным коридором.

Но особенно Анна любила кухню, выходившую на просторную лоджию, которая была переделана под зимний сад. На кухне можно было беседовать о своем, девичьем, и одновременно поглощать разные вкусности. Анна не была гурманкой, Елена же ценила еду как одно из жизненных удовольствий; при возможности любила готовить, говоря, что готовка ее успокаивает и радует.

Вот и сейчас, когда Анна сидела на кухне и смотрела на то, как Елена разогревает ей в микроволновке ужин, еду, от которой по кухне плыл необыкновенный аромат, тревоги и страхи исчезали и казалось, что впереди будет только хорошее.

Через какое-то время перед Анной стояла тарелка с аппетитной картофельной запеканкой с грибным соусом. Она поймала улыбку маленькой Анечки и улыбнулась в ответ.

— Растем не по дням, а по часам, — сказала Елена. — Скоро потопаем, и все. Нужен будет глаз да глаз, чтобы от разных металлических штучек уберечь, — она провела рукой по волосам, — ну, рассказывай, что там у тебя. Но сначала поешь.

Когда Анна поела, сестра спросила:

— Кофе, чай, молочный коктейль?

— Давай кофе, все вкусно, но твой кофе обалденный просто. Как ты его готовишь?

— Рецепт нужно знать, — улыбнулась Елена. — Ну, и еще пару секретов.

После ароматного кофе Анна сказала, не глядя на Елену.

— Тут есть одно дело. Весьма серьезное. Скажи, пожалуйста, ты знакома с неким Парамоновым Дмитрием?

Брови Елены взлетели вверх.

— Так-так, давай выкладывай, что там еще случилось.

Анна почувствовала внутреннюю потребность исповедаться, но промолчала. Нельзя было вываливать на Елену всю информацию.

— Может, пойдем в зимний сад? — предложила она.

— Сейчас, только памперс Аньке поменяю.

В зимнем саду в окружении кофейного дерева с изящными листочками, парочки пальм и причудливых орхидей, не говоря уже о других растениях и цветах, стоящих в кадках самых разнообразных форм и цветов, Анна ощутила, как напряжение постепенно отпускает ее, и в душу вливается покой.

За большим окном простиралась панорама ночной Москвы, дома с сияющими огнями и темное небо с едва обозначенными облаками, похожими на взбитую вату.

Елена выключила яркий свет и зажгла ночник.

— Анчоус уснул, — иногда она любовно звала дочь «Анчоусом».

Елена забралась на кушетку с ногами.

Теперь она сидела, прижавшись к Анне, и ее глаза мерцали в полутьме таинственным блеском.

— Сейчас. Принесу еще кофе и очень вкусные пирожные.

Две чашки кофе стояли на кованом столике, рядом тарелка с пирожными, обсыпанными шоколадной крошкой. Анна смотрела с любовью на Елену и думала о своем.

— Ну!

— Я тут расследую одно дело, и Парамонов в нем фигурирует.

Елена слегка присвистнула.

— Прости! Но это звучит почти абсурдно! Где все мы и где Парамонов? Какие у тебя могут быть с ним дела?

— Ты у него, кажется, брала когда-то интервью? — ответила вопросом на вопрос Анна.

— Брала, и что?

— Каким он показался тебе?

— Каким? — Елена на секунду задумалась. — Уверенным, наглым человеком, который возьмет то, что причитается, и переступит через всех, кто стоит у него на пути. Да зачем он тебе сдался? Я бы не советовала тебе иметь с ним никаких дел. Но, может, ты все-таки объяснишь ситуацию?

— Объясню, он, оказывается, является потомком одного человека, который был вхож в круг Булгакова и который писал на него доносы.

Елена с удивлением посмотрела на нее.

— Ты стала литературоведом?

Анна невольно рассмеялась.

— Конечно, нет. Хотя почему бы и не сменить профессию? Иногда мне кажется, что, может быть, я выбрала не ту стезю? В последнее время мне попадаются дела, связанные с писателями[2]. Разве это плохо?

— Все, что расширяет нашу жизнь, прекрасно. И даже я бы сказала, изумительно! Поверь, я зря говорить не стану. Так что там у тебя с человеком, следившим за Булгаковым? Ты говоришь, что Парамонов его наследник? В смысле, потомок?

— Да. Он живет в том же самом доме и по тому же адресу, что жил и тот человек.

— Но это крайне невыгодная для него информация, — сказала задумчиво Елена, наматывая волосы на палец. — Более того, она способна его погубить. Он же собирается идти в политику с дальним прицелом. Его биографию будут пристально разбирать, и если этот факт всплывет, то политическую карьеру Парамонова это здорово подпортит. А может, вообще поставит крест.