Достав чистый лист из квадратного планшета, который он постоянно носил с собой, Алексей обмакнул перо в чернила и размашистыми росчерками провел несколько волнистых линий, сплетающихся в рисунок. Смешно наморщив лоб от усердия, выпятил нижнюю губу, чуть отклонился назад, сделал ещё один штрих и подал Ане мастерски выполненный портрет, с которого грустно и нежно смотрела большеглазая девушка с тяжёлой короной пышных волос.

– Аня, это ты! Ты как живая, – захлопала в ладоши Мариша. – Алексей Ильич, вы кудесник!

Довольный эффектом, Свешников расплылся в улыбке и высокомерно поинтересовался у фон Гука:

– Как портрет, Александр, ты находишь сходство?

– Сходство поразительное, – кисло вынужден был признать Александр Карлович. – Твоим талантам нет числа.

– Мы повесим портрет вот сюда! – Мариша вскочила и приложила картинку к стене рядом с сидящей подругой, но, внезапно обернувшись, погрозила Алексею пальцем. – Здесь нет росписи художника!

Озорно усмехнувшись, Свешников снова взялся за перо и каллиграфическим почерком вывел затейливое факсимиле, похожее на китайский иероглиф.

Из кухни потянуло ароматом кофе, и на пороге появилась Анисья, держа в руках серебряный поднос, на котором поблескивал высокий кофейник.

Ласково кивнув барону фон Гуку, няня расплылась в улыбке, подчёркнуто громко интересуясь:

– Батюшка, Александр Карлович, не желаете ли свежего кофейку?

Направившись к барону, няня демонстративно обошла Свешникова, старательно делая вид, что не замечает ни рисунка в руках у Мариши, ни самого Алексея. Впрочем, как заметила Аня, нянин демарш скорее позабавил Свешникова. В иное время она, пожалуй, повеселилась бы вместе с ним, но после разговора о школе Алексей уже не казался ей рыцарем без страха и упрёка, который, забыв о себе, борется за народное счастье.

Если бы Аню сейчас спросили об отношении к Алексею и барону фон Гуку, то, пожалуй, она затруднилась бы с ответом. Да и на сватовство Александра Карловича посмотрела бы уже не столь отрицательно, как прежде.

Опустив ресницы, чтоб не выдать взглядом свои мысли, Аня исподволь посматривала на барона, замечая, сколь неприятно ему находиться рядом со Свешниковым.

От кофе барон вежливо отказался и, встав, решительно поклонился:

– Вынужден откланяться. Честь имею.

Едва за Александром Карловичем закрылась дверь, Алексей скорчил таинственную гримасу и, дождавшись, когда Анисья выйдет из комнаты, язвительно произнёс:

– Странно, что барон столь настойчиво визитирует незамужних дам. Он сам говорил мне при первом знакомстве, что в Петербурге у него есть невеста и уже назначена дата венчания.

В мирной атмосфере гостиной его слова прозвучали как пощёчина. Машинально поднеся руки к загоревшимся щекам, Аня переглянулась с Маришей и растерянно спросила:

– Алексей Ильич, вы уверены?

– Безусловно, уверен! Какой резон мне фантазировать? Да и посудите сами, с его красотой и положением в обществе не быть помолвленным – совершенно невероятно.

Сообщив девушкам заведомо неприятную новость, Алексей улыбнулся с таким довольным видом, что Ане захотелось немедленно выпроводить его прочь и больше никогда не впускать на порог своего дома.

– Эх, – продолжая фиглярничать, Свешников бесшабашно махнул рукой, – это только я неприкаянный, никому не нужный. Марина Ермолаевна, Анна Ивановна, дайте совет, как завоевать сердце одной неприступной барышни?

Но Аня совершенно потеряла интерес к разговору. Её стал раздражать шутовской тон Алексея, его неуместные ужимки и энергичные движения.

Просительно взглянув на Маришу, она поднялась:

– Мариша, развлекай гостя, а я хочу подняться к батюшке.

Уловив настроение подруги, Мариша опустила голову и поспешно принялась перематывать клубки шерсти, суетливо перекладывая их в корзинке для рукоделия. Её плотно сжатые губы оповещали, что больше она не проронит ни слова и продолжать беседу не намерена.

Намёк на прощание Алексей понял и немедленно откланялся. Воцарившаяся в комнате тишина показалась Ане гнетущей.

«Это подло, подло, – будоражила её неприятная мысль, – подло со стороны Александра Карловича, имея невесту, свататься к другой девушке. А если бы я не отвергла его и согласилась выйти замуж? – Одно это предположение облило Аню ужасом. – В таком случае я стала бы разлучницей! Какой позор! Ведь я была готова поверить в честность и преданность! Но даже если барон действительно полюбил меня, то я не имею никакого права принимать предложение от чужого жениха».

Аня прекрасно помнила трагический случай, о котором судачили все ельские кумушки, когда брошенная невеста трактирщика кинулась головой вниз с высокого утёса, прозванного «Медвежий коготь», и расшиблась.

Горько насупившись, Аня думала, что видно напрасно она набралась смелости поверить в робкий рассвет, намечающийся на горизонте после смертельно чёрной ночи. Рассвет и не брезжит, а ночи не видно конца.

Плакать по поводу невесты фон Гука она не будет, да и слёз уже совсем не осталось, вот только руки чуть дрожат, и колени так ослабли, что хочется присесть. Но ничего, она справится. Она сильная, как батюшка.

– Тятя встал на ноги, и я встану. Снова встану, всем бедам назло, – сказала себе Аня, стараясь держать спину прямо. – Я буду улыбаться, и горе не посмеет к нам сунуться.

* * *

Дни летели за днями, суматошно сменяя друг друга в длинной череде насущных забот. Порой Ане начинало казаться, что всю оставшуюся жизнь она проведёт в Торговой палате, разговаривая со стряпчими, подсовывающими ей нескончаемые бумаги для оформления отцовских дел.

Всё приходилось решать самой. Посоветоваться c тятей Аня не могла. Веснин был ещё слишком слаб, да и доктор категорически запретил тревожить его вопросами.

– У вашего батюшки наличествует выпадение сознания, – назидательно растягивая слова, объяснил домашним местный лекарь Серафим Мефодьевич, – он помнит действительность лишь частично, и в данный момент вы должны беречь разум Ивана Егоровича от внешнего воздействия. Беседовать с ним надлежит о приятных вещах, вспоминая вместе пережитые радости и милые моменты бытия.

С трудом ей удалось уговорить батюшку подписать бумаги на продажу мануфактуры. Зато вопрос с обустройством школы разрешился сам собой, стоило только заикнуться об этом Марише.

– Я не понимаю, почему ты скрывала от меня свои затруднения, – сказала Мариша, когда Аня поделилась с ней беспокойством, и её щёки дрогнули от обиды. – Я буду счастлива открыть школу вместо тебя, а когда ты вернёшься из Петербурга, мы будем опекать классы вместе.

О предстоящей женитьбе фон Гука подруги, не сговариваясь, молчали, словно вычеркнули из памяти его имя. Мысли о бароне тяготили Аню и, чтобы отвлечься, она с прилежанием погрузилась в домашние хлопоты, добровольно взвалив на себя работу в курятнике.

– Совсем ума решилась Аннушка, – плакалась за чаем Анисья кухарке Матрёне, – виданное ли дело, образованной девице кур кормить. Да мало кормить – она тут намедни и помёт принялась сама выгребать. Я у неё чуть