Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вздрогнула от неожиданности. Ей представилось вдруг, что стакан этот — у губ Махена. Стакан полный, а Махену в рот ни одна капля не попадает.
— Раттика, ты не хотела? Тебе неприятно было?..
Недовольный голос Махена и глаза Ратти — потускневшие, страшные… Беспомощно мечущиеся, словно запутавшиеся в чьих-то сетях птицы.
Опустошенная, иссохшая, как жаждущая воды пустыня, Ратти чуть приподнялась — дрогнули и напряглись худые, острые лопатки — и, склонившись к Махену, срывающимся голосом сказала:
— Хотела, Махен, но не могла, пойми…
Разбитый, совершенно уничтоженный Махен обеими руками отшвырнул простыню — с такой злобой, будто это была не простыня, а сама Ратти, — и молча отодвинулся к стене.
* * *
Горящий взгляд Раджана вонзился в грудь Ратти, словно раскаленный скальпель. Ловким, привычным жестом, со спокойной уверенностью, приобретенной за целый год их знакомства, Раджан привлек ее к себе. Ратти не сопротивлялась.
Раджан крепко поцеловал ее в губы. Еще, потом еще… Жесткие руки с властной бесцеремонностью принялись скользить по телу Ратти, как бы намереваясь подготовить ее к какому-то важному испытанию. Сдерживаясь изо всех сил, Ратти стояла неподвижно, пока не почувствовала наконец, что больше терпеть не может. Резко высвободилась…
Лицо Раджана запылало.
— Раттика!..
В его голосе слышалась угроза. Ратти молча смотрела ему в глаза пустым, ничего не выражающим взглядом.
Раджан попытался скрыть охватившее его раздражение. Он снова позвал ее — на этот раз мягко, вкрадчиво:
— Ну, иди ко мне, Раттика! Ну же, скорей!..
Страстная дрожь в голосе Раджана заставила Ратти встрепенуться — ей почудилось, будто она видит свой собственный труп. Она хотела подойти к Раджану, нужно было сделать всего только один шаг, но не могла двинуться с места.
Раджан подошел сам, крепко сжал ее руку.
— Идешь, Ратти?
— Нет.
В горле Ратти было сухо, как на спаленном засухой поле, а взгляд казался безжизненным и страшным, словно выжженная солнцем трава.
Раджан, наверное, впервые в жизни встретил такой решительный, безоговорочный отказ. С бессильной тоской видела Ратти, как на его лице яркой молнией полыхнула такая обжигающая страсть, какой сама она никогда не испытывала. И тут же с испугом заметила, что тело Раджана вдруг напряглось, будто перед прыжком.
— Ты должен простить меня, Раджан… Ты должен понять… На меня каждый раз что-то находит. Кажется, вдруг будто коснется меня что-то такое — черное, ядовитое, гадкое, и я совсем деревянная становлюсь, ничего не чувствую…
Раджан, не отвечая, глядел прямо перед собой обезумевшими от гнева глазами. Тяжкое, разрывающее душу молчание нависло в комнате.
Раджан наконец очнулся, пришел в себя и вдруг поглядел на Ратти с такой горькой обидой, с такой бессильной злобой и презрением, словно хотел растоптать ее — тут же, на месте. Все так же молча повернулся и направился к выходу. И вслед ему бесшумным криком вырвался умоляющий, испуганный взгляд Ратти. Резким, охрипшим голосом она позвала его:
— Раджан, постой!
Раджан оглянулся и посмотрел на нее — так, словно одним рывком оборвал соединявшую их нить, раз и навсегда. Не говоря ни слова, пошел к дверям.
Дрожа от унижения, Ратти ринулась за ним и встала у двери.
— Раджан, я хочу тебе что-то сказать! Ты… Ты можешь выслушать меня?
— Нет!
Взволнованный голос Ратти звучал мольбой о пощаде:
— Но как же, Раджан, мы с тобой друзья, а ты даже выслушать меня не хочешь?! Почему?
Для Раджана, однако, Ратти уже перестала быть той очаровательной волшебницей, какой она была для него целый год. Он смотрел на нее сейчас с таким же полным и откровенным равнодушием, с каким люди глядят на черепки разбитого горшка или на ком глины под ногами. Грубо оттолкнул протянутую Ратти руку:
— Потому что я не из тех, кто может годами сидеть возле тебя, любоваться тобой и целовать ручки. Понятно?
Пятном по свежей штукатурке расплылась на лице Раджана пренебрежительная улыбка:
— Я ведь и всегда сомневался: женщина ты или нет!
* * *
Шрипат пришел один. Уны с ним не было.
Ратти время от времени поглядывала на Шрипата с откровенным любопытством: явившись к ней сегодня, он как будто сбросил какую-то давно мешавшую ему оболочку. Он звонко, раскатисто хохотал и бросал на Ратти такие выразительные взгляды, что ей все время казалось, будто она голая.
Сгущались сумерки. Разливая по чашкам горячий чай, Ратти никак не могла отделаться от мысли, что ей приходится наблюдать своего гостя под совершенно новым, необычным углом зрения. Необычным было все: и упрямое любопытство Шрипата — что делает Ратти, как она живет, с кем встречается, и та настойчивость, с которой он рассуждал о естественной оригинальности Ратти и ее жестокой, неумолимой холодности. Приглядываясь к Шрипату, Ратти все больше и больше убеждалась, что перед ней не просто человек, а мужчина, и притом мужчина, отлично знающий, как нужно — к своему и всеобщему удовольствию — исполнять возложенные на него всевышним обязанности.
Принимая из ее рук чашку чая, Шрипат вдруг быстро и внимательно поглядел на Ратти — словно делал моментальный снимок — и спросил с улыбкой:
— Тебе не кажется странным, что сегодня здесь нет Уны? А?
Ратти заметила на губах Шрипата давно знакомую ей игривую ухмылку и рассмеялась:
— Странным? А что ж тут такого странного, Шрипат? Если два человека связаны друг с другом, разве так необходимо, чтобы они всегда были вместе?
Шрипат разразился хохотом, как бы намеренно подчеркивая какой-то скрытый смысл, содержавшийся в ее словах. Ратти сразу поняла всю многозначительность этого смеха и продолжала с серьезным видом:
— Я думаю, это тебе должно казаться странным.
Шрипат замолчал на минуту, явно недовольный собой. Он снова поглядел на Ратти, как бы заключая ее в некий магический круг — круг своей воли. Выразительно кивнул головой:
— Вот! Сразу видно — опытная женщина говорит!
Ратти даже бровью не повела. Поглядев на Шрипата открытым, ласковым взглядом, она сказала просто и спокойно:
— Знаешь, Шрипат, ты ведь больше человек дела, чем слова, и в таких словесных перепалках тебе меня, пожалуй, не одолеть.
Шрипат снова расхохотался, всем своим видом показывая, что Ратти сама поощряет его к дальнейшим дерзаниям.
От этого резкого, вызывающего хохота на Ратти повеяло вдруг — она почуяла это какой-то крохотной, но вечно бодрствующей частичкой своего сознания — духом грубой, необузданной силы.
Шрипат поднялся с места, подошел к Ратти. Поцеловал — поочередно — обе ее руки.
Ратти глядела на него и думала, что Шрипат привык, очевидно, двигаться по прямой дороге, лежащей в стороне от вражды и дружбы. Жить в своем особом, мало кому доступном мире, где нет для человека никаких