– Граф Блэкфорд! – одновременно воскликнули Ана и Карл.

Глава 46. Раненые люди ранят людей

И если Карл смущенно покраснел, то Ана побледнела от такого предложения. Она хотела думать, что это лишь шутка или что Кеннет помогал поддержать ее легенду, но все равно ее влюбленное сердце рухнуло на еще совсем хрупкую надежду, и по ней пошла трещина.

Ана порывалась возмутиться, предъявить вчерашнее объятие как доказательство, что ее нельзя предлагать другим мужчинам. Но, вместо этого смущенно улыбнувшись, сказала:

– И правда, папенька оставил меня у графа Блэкфорда до тех пор, пока я не найду себе подходящую партию, и наказал девицей ему на глаза не показываться. – Она серьезно посмотрела на Карла. – Мне так неловко, иногда он бывает особенно бестактен. Однако, Карл, ты и правда честный и хороший человек, пусть мы пока просто друзья, но, быть может, ты однажды…

Она смягчила голос, растягивая гласные, когда каждый тяжелый удар сердца вбивал в голову мысль: «Это неправильно, неправильно, неправильно». Раскрасневшийся от смущения инквизитор потянул ворот рубашки, ослабляя его. Он не был виноват в ее разыгравшихся чувствах, и уж тем более не заслуживал стать жертвой ее жалкой попытки защитить раненое эго. Ана металась между желанием забрать слова назад и чтобы нежеланный гость побыстрей убрался из поместья.

– Кажется, меня загоняют в ловушку, – глубоко дыша, сказал Карл.

– Тогда поторопитесь и уходите, у меня полно дел. – Кеннет замахал рукой, прогоняя инквизитора, словно бродячего пса.

Искоса глядя на графа, Ана искала в нем признаки недовольства ее словами, но он был все так же расслаблен. Карл встал с дивана, поклонился Ане и, протиснувшись между Кеннетом и дверным косяком, вышел.

– Добилась, чего хотела? – спросил граф.

– Меня не арестуют, вы друг друга не загрызли, поэтому да. – Ана сделала глоток сливок.

Она все еще ждала от Кеннета хоть маленького проявления ревности или неодобрения, но их не было. Не в силах сдержать любопытство, она направила Тьму в сознание графа. Даже если он пускал ее совсем недалеко, среди самых незначительных мыслей мог быть ответ. Но Тьма разбилась, ударившись о неожиданный барьер. Ана дернулась от резкой боли и изумленно повернулась к Кеннету. Остатки сливок расплескались по столу.

– Не злоупотребляй. – Подмигнул он.

Ана, стиснув зубы, громко поставила чашку на стол, отряхнула мокрую руку и поднялась.

– Вы говорили, что заняты, не смею вас больше задерживать.

Она пошла на выход, но, когда ей нужно было пройти совсем близко к Кеннету, все еще подпирающему дверной косяк, сердце пропустило удар. Она представила, что вот сейчас он заключит ее в крепкие объятия, со словами, что никакому Карлу ее не отдаст. Но этого не случилось, и она беспрепятственно покинула гостиную.

Ана дымилась от обиды, пока шла на кухню. Голод, только распаленный парой глотков сливок, становился еще невыносимее в сочетании с ранеными чувствами. На кухне, как и всегда закопченной и пропахшей запахами жареного мяса и чеснока, старательно намывала посуду старая Хельга. Немного поколебавшись, она сказала:

– Доброе утро, бабуся!

Старушка обернулась, и по ее морщинистому лицу расползлась широкая улыбка. На душе сразу стало спокойнее.

– Да какое же утро, птенчик мой, того и гляди полдень пробьет!

– А у меня до тех пор, пока не позавтракаю, – утро. – Ответно улыбнувшись, Ана осмотрелась в поисках съестного.

– Божечки мои, да что это творится! Ты без моего присмотра совсем от рук отбилась! Глянь, как исхудала. – Хельга подошла к Ане и стала рассматривать ее. – А, нет, хорошо выглядишь, вон даже румянец появился.

– Есть что покушать, бабусь?

– Ой ты, лисица, радуешь старушку, как все меня величаешь, совсем привыкла к дому, смотрю? – Хельга довольно прищурилась. – Смотри, тута хлеб свежий, Лиззи утром испекла, тута масло, варенье, какое хочешь, любой вид, молоко только из-под коровы! Ешь досыта!

Ана послушно набрала всего понемногу и села на скамью за широкий стол. Она уже пожалела, что не приходит к старушке чаще: такой окруженной заботой и добротой она себя чувствовала.

– Посидите со мной немного, а потом я помогу вам кухню прибрать, – попросила Ана.

– Где ж это слыхано, чтобы дворянская дочка свои белы рученьки на кухне марала! И слышать не хочу, – возмутилась Хельга и села напротив.

– Вы не хуже меня знаете, как обстоят дела, не отказывайтесь, – засмеялась Ана.

– Вот именно, что я лучше знаю! Поэтому никакой тебе работы на кухне, птенчик мой!

– Ладно-ладно. – Ана примирительно подняла руки вверх, а потом принялась намазывать масло на мягкий белый хлеб. – Как Лиззи поживает?

– Вся в делах, вся в делах, ни минуты отдыха себе не дает моя девочка, – тише сказала Хельга, – но ты не переживай, все у нее хорошо, питается исправно, спит крепко, щебечет о том о сем со старушкой, стоит мне рядом оказаться.

Ана покивала, удовлетворившись ответом и отметив, что постарается поговорить с Лиззи, если Кеннет разрешит. При мысли о нем настроение снова испортилось, она раздраженно откусила большой ломоть хлеба с маслом и вареньем.

– Тревожит тебя что, птенчик мой?

Ана подняла взгляд на Хельгу, удивившись ее проницательности. И под внимательным и чутким взором блеклых, старушечьих глаз, сохранивших в морщинах вокруг следы частой улыбки, у нее защемило в груди и накатило желание быть услышанной, когда она изливает еще свежие и неокрепшие чувства.

– Тревожит, бабуся, тревожит…

Глава 47. Путь к сердцу мужчины…

– Вижу-вижу, деточка. Неужто какой-то проходимец на балу твое сердце украл? – предположила Хельга.

Ана закрыла лицо руками и с надломом в голосе произнесла:

– Если украл, то что в груди так колотится при одной мысли о нем? Почему так страшно представить, что я ему не нравлюсь? – Она с тяжким вздохом легла на стол.

Хельга по-матерински улыбнулась и задумалась на мгновение.

– Послушай старушку внимательно, котеночек. Любовь прекрасна и ужасна, любовь – есмь радость и есмь страдание. Одно не идет без другого. Но боль любви – томительная и сладкая, поэтому прими ее, наслаждайся ею. – Хельга негромко засмеялась и подмигнула. – Быть может, это единственная боль, от которой получаешь удовольствие.

Ана сглотнула, а щеки залил румянец.

– Бабуся… он предложил другому мужчине ухаживать за мной! Вы правы, я страдаю, но в этом нет ничего приятного. Я совсем запуталась, не понимаю, что он хочет, почему себя так ведет. В один миг он хватает меня за руки, в другой – делает вид, что ничего не было.

– Кто смеет обижать моего птенчика? – понизив голос, с нежностью спросила Хельга. – Пойду и трепку ему задам!

– …Граф Блэкфорд, –